«Это действительно случилось. Папа умер. Папы больше нет».
Боль, острая, как лезвие ножа, грозила разорвать надвое сердце. Но ни мне, ни маме, ни сестре не дали шанса оправиться от удара. Вперед выступил убийца нашего с Лили отца – немолодой эллинес с властным взглядом. Поморщился, ткнул носком ботинка лежащего лицом вниз папу. С губ мамы сорвался приглушенный вскрик. Я едва задушила в себе порыв броситься на врага. Лили вцепилась в рукав моей ночной рубашки – то ли ища поддержки, то ли пытаясь удержать. Не позволить вцепиться властному чужаку в горло.
– Ну-ка посмотрим, что за рыбка попала в наши сети, – пробормотал тот на кафа.
Я с трудом различала слова – разговорный язык я знала плохо, мама редко на нем говорила. Однако отчаянно пыталась распознать чужую, непривычно звучащую в этих стенах речь.
Чужак неторопливо подошел к Лили, которая смотрела на происходящее полными слез глазами. Повелительным жестом взял ее за подбородок. Мои внутренности завязались в тугой узел, легкие обожгло огнем, имя которому ярость.
Желание подлететь к чужаку и с силой ударить по руке, чтобы больше не смел касаться Лили своими мерзкими пальцами, было настолько сильным, физически ощутимым… Казалось, я могла осуществить задуманное одной только силой мысли. Но нет. Я могла только бессильно наблюдать, до боли стискивая пальцы в кулаки и пронзая захватчика ненавистным взглядом. Впрочем, к подобным взглядам он наверняка давно привык.
Лили вздрогнула от его касания. По щеке к лебединой шее сбежала слеза. Сестра взглянула на меня с затаенной надеждой. Я ответила взглядом: «Держись».
Лили была старше на два года – совсем недавно ей исполнилось двадцать. Но, несмотря на разницу в возрасте, она отчего-то считала меня мудрее, опытнее и сильнее. Быть может, из-за моей способности к магии, а может, из-за собственного характера. Лили была мягче, добрее… светлее. Но то, что люди считали добродетелью, могло обернуться против Лили в эпоху войны. В эпоху, когда чужаки ворвались в нашу страну, словно саранча, а троном готовился завладеть беспощадный завоеватель.
– Бросьте всех троих к остальным рабыням.
Я задохнулась от гнева и страха, сжавших сердце ледяными тисками. Нас отдадут в рабство. Но он же эллинес… Или рабынями Аргос и его приспешники расплачивались с наемниками-элькхе?
«Богини… Мы и правда отправимся на невольничий рынок».
Прежде я лишь слышала о кощунственных обычаях элькхе. Но и представить не могла, что вместе с матерью и сестрой однажды стану их частью. А элькхе уже направлялись к Лили. К ее хрупкой, нежной Лили… Чтобы сделать ее – веселую, улыбчивую, солнечную – рабыней.
Барьеры рухнули, словно плотина. Самообладание, так тщательно удерживаемое мной, треснуло по швам. Я ринулась вперед, к мечу, лежащему рядом с бездыханным телом отца. Мечу, которым он так и не сумел воспользоваться.
Отец