И в Москве, и в Лондоне Бухарин спрятал между лозунгами свой главный тезис: что наука существует в обществе и неотделима от него. В Москве он подчеркивал, что для успешного планирования необходимо понимание неявной, но весьма материальной взаимозависимости науки и социума. В Лондоне – доказывал, что марксистское мировоззрение ведет к пониманию единства науки и тех взаимозависимостей, которые существуют между различными областями знания, между «чистой» и прикладной наукой и между наукой и техникой.
Похоже, что Бухарин хорошо понимал значение Лондонского конгресса в контексте интеллектуального движения за единство знания – и стремился играть в обеих командах. В Лондоне он обильно цитировал западных мыслителей, от Ф. Бэкона и Дж. Беркли до У. Джеймса, А. Бергсона и М. Шелера. Он признавал, что все они стремились к созданию целостной системы знания. Однако, то и дело выделяя отдельные слова и словосочетания, он настаивал: «Социалистическое объединение теории и практики есть их наиболее радикальное объединение… тем самым дается не только синтез науки, но и общественный синтез науки и практики»241.
В своем докладе Бухарин не упомянул Берра, однако именно Берр оказался его главным оппонентом после Лондонского конгресса. Есть косвенные свидетельства того, что Бухарин встретился с Берром в Лондоне или, по меньшей мере, они общались через посредников. Берр участвовал в заседаниях Международного комитета по истории науки, проходивших в рамках конгресса в Лондоне по образцу конгресса 1929 года в Париже242. Одним из пунктов повестки было планирование секции по истории науки на предстоящем международном историческом конгрессе в Варшаве в 1933 году243. Вскоре после окончания Лондонского конгресса Берр и Бухарин подали заявки на участие в Варшавском конгрессе, по секции «Исторические методы и теория истории»244. Предварительная договоренность о совместной секции, судя по всему, была достигнута в Лондоне. Бухарин в конечном счете в Варшаву не поехал. Ожидая предстоящего партийного суда, первого из череды партийных «чисток», которые ему предстояли на протяжении оставшихся лет жизни, он в последний момент отказался от участия в историческом конгрессе245. Его имя, однако, все еще было в программе, и секция, на которой Берр и Бухарин должны были появиться вместе, привлекла необычно большое число зрителей, пришедших посмотреть на то, как советский политик и буржуазный историк скрестят риторические мечи, защищая конкурирующие программы исторического синтеза246. К разочарованию публики, состоявшееся заседание оказалось лишь жалкой тенью ожидаемой перформативной битвы247.
Бухарину все же удалось вступить в риторическое противоборство с Берром, пусть и в одностороннем порядке. В том же году он подготовил англоязычный сборник Marxism and Modern Thought, предназначенный для западного читателя248. Открывала сборник статья самого