Призывающий к вооруженному сопротивлению иноземным захватчикам памфлет «Новая повесть о преславном российском царстве» был написан как патриотическое обращение к народу в ответ на польско-литовскую интервенцию декабря 1610 – февраля 1611 года228. Известно, что он распространялся с соответствующей целью накануне Московского восстания в марте 1611 года. В нем повествуется о происходившей в это же время осаде Смоленска. Анонимный автор на протяжении всего текста практически без изменений использует в отношении Московского княжества такие выражения, как «великое государство» и «наше великое Российское царство». Однако самое интересное заключается в авторской контекстуальной интерпретации этого величия, поскольку им уже нельзя наделить отсутствующую фигуру царя. Примечательно, что слово «держава» вообще ни разу не употребляется в этом тексте. Являясь атрибутом, изначально принадлежавшим законному правителю, в его отсутствие оно не имело другого наличествующего субъекта, с которым его можно было бы легко соотнести. Таким образом, политическим акторам начала XVII века необходимо было либо пересмотреть политический статус Московского княжества, либо найти новую оболочку для абсолютного величия, способную в условиях продолжающегося кризиса престолонаследия сохранить особый способ политической идентификации.
В европейской истории кризисы престолонаследия, в том числе у ближайших западных соседей Московского княжества, происходили повсеместно. Одновременно с этим большинство стран Европы пережили крах религиозного универсализма, что, в свою очередь, стало предпосылкой последовавших важных сдвигов в политическом мышлении. Во-первых, как истинное сосредоточие власти стало восприниматься не физическое тело короля, а территория его владений. Во-вторых, ряд политических образований отказался от стремления к признанию себя в качестве (составной части) империи в пользу суверенного государства229. Однако в России, как можно судить по «Новой повести», проблема престолонаследия решалась по-другому. Величие, как его понимал и развивал Иван IV, то есть как качество политического режима, подпитываемого религиозным универсализмом, не перенеслось на образ Московского княжества как сильного и суверенного государства в международной иерархии. Вместо этого величие, которое продолжало интерпретироваться в сугубо религиозных терминах, временно переместилось с фигуры давно отсутствующего законного монарха на фигуру нового государя – патриарха Гермогена, арестованного интервентами в Москве.
В