Филеас Фогг был членом Реформ-Клуба – вот и все.
Кто удивился бы, что столь таинственный джентльмен принадлежит к членам этой почтенной ассоциации, тому отвечали бы, что он вступил туда по рекомендации гг. братьев Баринг, у которых он имел открытый кредит. Это придавало ему особенное значение, так как чеки его уплачивались немедленно в его текущий счет.
Был ли богат этот Филеас Фогг? Несомненно. Но каким образом он разбогател, – этого не могли сказать люди самые сведущие, и мистер Фогг был последний, к которому можно было бы обратиться с расспросами по этой части. Во всяком случае, он не был расточителен, хотя не был и скуп, ибо повсюду где недоставало поддержки на какое-нибудь дело полезное, благородное или великодушное, он доставлял ее молча, и даже, когда было возможно, скрывая свое имя.
Вообще трудно было найти джентльмена менее сообщительного. Он говорил сколько возможно меньше, и казался еще более таинственным по своей молчаливости. Тем не менее жизнь его была у всех на виду, но то что он делал было до такой степени математически однообразно, что воображению и разгуляться было не над чем.
Путешествовал ли он? Весьма вероятно, ибо никто лучше его не знал карты земного шара. Не было такого отдаленного угла на земле, о котором бы он не имел самого точного понятия. Иногда в нескольких словах, кратких и ясных, он поправлял бесчисленные толки, ходившие в клубе о путешественниках заблудившихся или пропавших без вести; он указывал на действительные вероятности, и слова его нередко казались внушением какого-то предвидения, того что называют «вторым зрением», так как события под конец всегда их оправдывали. То был человек, который должен был путешествовать везде, по крайней мере, в воображении.
Несомненно было только одно что в течение многих лет Филеас Фогг не выезжал из Лондона. Те, кто имели честь знать его несколько ближе свидетельствовали, что никто и никогда не видал его в ином месте, кроме прямой дороги по которой он ежедневно проходил от своего жилища в клуб. Единственным занятием его было чтение газет и игра в вист. В эту игру безмолвия, столь свойственную его натуре, он часто выигрывал, но выигрыш он не прятал к себе в карман, а включал в бюджет раздаваемых им пособий. К тому же надо заметить что очевидно мистер Фогг играл для того чтоб играть, а не для того чтобы выигрывать; игра была для него сражением, борьбой против затруднений, но борьбой без движения, без перемены места, без утомления, и это также согласовалось с его характером.
Сколько известно было, у Филеаса Фогга не было ни жены, ни детей, – что может случиться с самыми честными людьми; ни друзей, ни родных, – что конечно бывает гораздо реже. Филеас Фогг жил один в своем доме в Савилль-Роу, куда никто не проникал. О его домашней жизни никогда не было речи. Для прислуги у него был только один человек. Завтракал и обедал он в клубе, в часы хронометрически определенные, в одной и той же зале, за одним и тем же столом, не угощая никого из своих товарищей, не приглашая никого постороннего; он возвращался домой только затем чтобы лечь в постель ровно в полночь, и никогда не пользовался теми комфортабельными комнатами, которые его клуб предоставляет в распоряжение своих членов. Из двадцати четырех часов он проводил десять у себя дома, где спал или одевался. Если он прогуливался, то всегда одинаково, ровным шагом, по входной зале или в крутой галерее, над которою возвышается купол с синими стеклами, поддерживаемый двадцатью колоннами из красного порфира. Когда он обедал или завтракал, клуб доставлял ему все свои роскошные припасы; подавали ему кушанья служители клуба, важные лица, одетые в черное платье и в башмаках на мягких подошвах, на особо назначенной фарфоровой посуде; в хрустальных сосудах клуба ему подавались его портвейн, херес, или кларет, приправленные различными пряностями; наконец лед клуба, привезенный за дорогую цену из американских озер, поддерживал необходимую свежесть его питья.
Если жить при такой обстановке значит быть эксцентричным, то надо сознаться что эксцентричность имеет в себе нечто хорошее!
Дом в Савилль-Роу, не отличаясь пышностью, казался чрезвычайно комфортабельным. К тому же при неизменных привычках его обитателя, услуга не представляла особой трудности. Тем не менее Филеас Фогг требовал от своего единственного служителя необыкновенной точности и аккуратности. В этот самый день, 2го октября, Филеас Фогг отпустил Джемса Форстера, так как малый этот провинился тем, что принес ему воды для бритья в 84R по Фаренгейту, вместо 86R, и ожидал его преемника, который должен был явиться к нему около половины двенадцатого.
Филеас