Иуда потрясённо смотрит на меня, но его брови опускаются ещё ниже, когда другой земельщик где-то в зале кричит:
– Что? – Голос замирает на полпути.
«Извините, – хочется сказать мне. – Для вас, люди, это просто игра на деньги и славу. Но для меня – вопрос жизни и смерти. Жизни моей сестры».
Земельщики не двигаются, когда я пробираюсь между ними. Их губы будто склеены. Я перемещаюсь среди статуй. Каждый мой шаг – катастрофа, ожидающая своего часа. Одно из изваяний может ожить и схватить меня за воротник. «Геликс стратис» могут выстрелить мне в голову.
Сердце выпрыгивает из груди.
Вдохни.
Выдохни.
Арлин и трое других возниц неподвижно стоят у платформы, уставившись на меня с неприкрытой ненавистью. Я слишком быстро занимаю место в конце очереди. Руки сцеплены в замок за спиной. Подбородок поднят, взгляд устремлён на платформу.
Землевластитель Айала Минос изучает меня. Если моё внезапное присутствие и беспокоит её, она этого не показывает. Её спокойная манера держаться вырезана изо льда. Бледно-серая ткань, вышитая серебром, покрывает голову. Под ней кристально-белые волосы блестят и обрамляют худое лицо, которое напоминает полупрозрачную бумагу, плотно прижатую к голубым венам. Землевластитель одета в традиционное сари, отделанное серебром и золотом, таким бледным, что его с равным успехом можно назвать белым. Перед столом лежит посох, увенчанный ярко-красным драгоценным камнем.
С минуту ничего не происходит.
Затем Землевластитель машет рукой, и представитель комитета продолжает озвучивать имена.
Как назло, шестым приглашают Дориана Акаяна.
Он встаёт рядом со мной. Я невольно бросаю на него взгляд, кладя палец на пульс на запястье, словно так смогу его скрыть. Дориан смотрит прямо на меня. На плакатах его глаза ярко-ореховые, но прямо сейчас они тёмно-карие.
Я быстро отвожу взгляд.
Не могу разобрать по его лицу, что он думает. Всё внутри сворачивается гниющими водорослями.
Дориан тренировался целую вечность.
Я помогла ему подготовиться к победе.
И как мне его теперь обойти?
Один за другим возницы выстраиваются в линию. Когда последние – Саран Минаги и Иуда Перейра – выходят вперёд, представитель комитета кладёт стопки карточек на стол. Он глядит прямо на меня.
Я мысленно готовлюсь к тому, что, как я знаю, последует.
– Как это понимать? – кричит один из государственных помощников-земельщиков. – Для чего ты здесь, Корал Охотник?
Они никогда не называют меня по имени без указания рода занятий. Так они напоминают, что съёмщики отождествляются с группой, к которой прикреплены. С профессией и островом, к которому привязаны. У нас нет отдельных фамилий. Это привилегия земельщиков. Их именам не нужно оправдывать их существование. Нашим – да.
Другой государственный помощник (съёмщик) снимает очки и говорит:
– Это какая-то выходка Охотников? – Он щурится на меня. – И