Она смиренно вздохнула и ступила на тропинку, когда сзади послышались частые шаги и голос Бестужева:
– Не против, если составлю компанию?
На плечах Саши висели их сумки, а Катя отстраненно подумала, что ему следовало оставить их с одногруппниками у добродушных стариков в доме. Неизвестно, подойдет ли им эта избушка, подпирающая собой границу к мрачному густому лесу. Но она ничего не сказала, лишь кивнула, соглашаясь с его присутствием.
Тень мимолетного ужаса все еще висела над девушкой, сжимая от тревоги грудную клетку. Разговаривать не хотелось.
Они так и дошли до дома в тишине, Саша бросал на затихшую подругу непонимающие взгляды, но молчал, оправдывая ее поведение усталостью.
То, что староста деревни называл небольшим домиком, по их меркам, по площади походило на городскую трешку. Приоткрытая дверь надсадно поскрипывала от порывов ветра – должно быть, хоронившие женщину сельчане забыли плотно закрыть. Стоило ее распахнуть – в нос ударили запахи свечного воска и затхлости. Сени были небольшие и узкие, в углу стояли полуразвалившиеся ботинки с облупленной, потрескавшейся кожей и высокие резиновые сапоги, на вбитом ржавом гвозде висел широкий мышиного серого цвета тулуп.
Вот и вся память, оставшаяся от целой жизни. От человека.
Укоризненно качнув головой, Катерина толкнула дверь в общую комнату, Саша в дом не вошел – исчез еще на подходе.
Общая комната, как и у старосты, вмещала в себя и кухню, и гостиную: лавка у печи была вдвое шире, а сама печь огромной махиной жрала пространство. Ей вдруг подумалось, что в такой печи можно было приготовить целый пир для всей деревни.
Или изжарить ведьму, что напала на бедных детей в попытке разжиться мясом.
Эдакий пряничный домик на холме.
Ее передернуло, из груди вырвался неловкий смешок. Глупо это все.
Несмотря на то что лавка была шире и печь больше, пространство еще оставалось. Деревянный стол покосился, и Смоль с подозрением подумалось, что одна ножка давно отвалилась и теперь стоит на честном слове, косо оттопыренная под весом тяжелой вишневой столешницы. Табуреток у стола не оказалось – все они стояли в центре комнаты попарно. Шесть – по три с каждой стороны, расстояние между ними было с ее ладонь. И когда недоумение сменилось осознанием – она быстро и трусливо, словно вор, тень которого нависает над чужим золотом, попрятала их под стол.
Еще одна дверь вела в комнату, все пространство которой занимали огромный шкаф и двуспальная кровать – такая же железная и пружинистая. Наверное, когда-то у Весняны был муж. Может, и дети.
Ведомая любопытством, Смоль подошла к шкафу и распахнула дверцы. Одежда не занимала и половины – пропахшая старостью, заношенная, среди цветных халатов, штанов и свитеров ярким пятном выделялась белоснежная шаль из козьего