Девять царств. Госпожа Жемчужина. Сяо Жусэ

лошадь с рыжей гривой. Сидевший в седле юноша родом из восточных земель наклонился и пристально посмотрел на него.

      Молодой человек снял свои доспехи. Под ними было вышитое одеяние, все перепачканное грязью и свежей кровью. Красочные, искусно вышитые узоры были насквозь пропитаны красным. Это была устрашающая красота. Хуку всегда смотрели свысока на узорчатые шелковые одежды, которые так любили жители восточных земель. Они не защищали от холода, не были прочными и очень часто рвались. Хуку считали, что их одежда была такой же хрупкой и хилой, как и сами люди, которые ее носили. Но как оказалось, среди жителей восточных земель можно было найти и того, кто спокойно улыбался, даже когда был весь в крови.

      Глубокие и красивые иссиня-черные глаза мальчика проницательно смотрели на молодого мужчину. Его взгляд выражал детскую решимость и волю, словно у дикого зверя.

      – Я спросил, как тебя зовут. Но ты ответил мне что-то неразборчивое. Тогда я понял, что ты не умеешь говорить на нашем языке. – Фан Чжу отложил округлый веер и протянул руку, чтобы подлить чай Чжоину.

      Чжоин беспечно засмеялся и сказал:

      – А что именно я тогда ответил? Я почти не помню никаких слов на языке хуку.

      Фан Чжу тоже улыбнулся:

      – Ты произнес несколько непонятных слов подряд. Когда я их услышал, мне показалось, что они созвучны с именем Чжоин, поэтому я и назвал тебя именно так.

      Чжоин молчал. Тень луны, отражавшаяся в его чайной чашке, то появлялась, то исчезала, а он все продолжал смотреть на нее, как завороженный.

      – Прошло пятнадцать лет. Ты никогда не думал снова вернуться в царство Хань?

      В одно мгновение в груди Чжоина словно появилась черная дыра. Царство Хань… Место, в которое, как он думал, он больше никогда не сможет вернуться.

      На равнинах за пределами царства Чжун зима и лето беспрерывно сменяли друг друга. Почти на протяжении всего года там бушевали сильные ветра. Лишь в короткое лето за три-четыре месяца погода налаживалась, а на пастбищах в изобилии росла кормовая трава. Все остальное время степной народ был вынужден скакать на своих лошадях: скакать быстрее волков, времени, холодной снежной бури и неминуемой смерти без права остановиться. Даруя степному народу пастбища на такой короткий срок, небо, кажется, было к ним слишком жестоким. Но даже в тяжелые времена они по-прежнему продолжали сохранять в своем сердце желание петь и веселиться. Они храбро жили, относясь к своей жизни как к состязанию по стрельбе из лука, где за любую ошибку приходилось платить. Помедлил – смерть. Засомневался – смерть. Стал слабым – смерть. Хуже другого – смерть. Их все устраивало. Они не жаловались на такую жизнь.