Для создания третьего тома необходим нечеловеческий мозг, а именно – истинного гения, понимающего не только немецкий романтизм, но и умеющего чувствовать, как музыканты ушедших времен. Я таких – не знаю. А значит, их и нет вовсе!
Я специально публикую в «Литературной газете» и дублирую в «Живом журнале» сию гневную заметку, дабы она служила грозным предостережением некоторым экзальтированным студентам и дамочкам, делающим вид, будто они исследуют творчество классиков!
Люди, будьте бдительны!
Не верьте филистерам-финалистам и фантастам-фаталистам, в дом ваш «Ночные бдения кота Мурра» приносящим, ибо от них (и от фантастов, и от «Бдений») – одни беды!
Предисловие автора
«Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики. Но обыкновенно читателям дела нет до нравственной цели и до журнальных нападок, и потому они не читают предисловий. А жаль, что это так, особенно у нас. Наша публика так еще молода и простодушна, что не понимает басни, если в конце ее не находит нравоучения. Она не угадывает шутки, не чувствует иронии; она просто дурно воспитана»5.
О, славные юные умы, отбросившие путы послушания и благовоспитанности, студиозы, постигающие науку посредством мудрых советов величайшего в мире философа Эпикура, веселые бурши, смеющиеся над Аристотелевой этикой и над грызущими гранит науки фанатиками, о, холостежь, стремящаяся всем сердцем к счастью, а не к презренным титулам, к вам, и только к вам обращаю я свои пламенные взоры! Кто, как не мы, и есть соль земли, граненые алмазы в золотой, блестящей оправе волшебных колец, которыми и является профессура, заплесневевшая в своем невежестве и трясущаяся под порывами наших новых веяний, как осенние увядшие листья! О, передовые умы, имеющие дерзость называть вещи своими именами, для вас писал я эту книгу, мучаясь долгими звездными ночами.
Кто смеет дерзнуть и обвинить меня, досточтимого кота, в презренном филистерстве? У кого хватит духу спорить с гением, с писателем, взлетевшим на вершину славы и сияющему с Олимпа превыше Овидия, Цицерона, Роттердамского, Данте и Гете? Где ныне все мои гонители? Где все презренные критики?
Мерзкий кривляка, воображающий себя равным (а, возможно и стоящим надо мной!), литератор, как он себя называл, французишка Серж Де’Серюк в поисках вдохновения ругал все и всех. Он, ничтожный осел, посмел сомневаться в доблестях моего племени, пытался скорчить скорбную мину и охаять прелестную Минну Муррлянскую лишь потому, что она оказалась моей кузиной.
Спекулируя на моих родственных чувствах, он обвинил Мисмис в легком поведении! (Хотя, положа лапу на сердце, я не совсем понимаю, в чем состоит