– Нет, – сказал Бэмби, ощущая лёгкую тревогу.
– Хорошо, теперь я пойд! – сказала ему мать и, казалось, несколько успокоилась.
Она вышла на луг. Бэмби, который не сводил с неё глаз, увидел, как она пошла вперед медленными и широкими шагами. Он стоял там, полный предвкушения, полный страха и любопытства. Он видел, как его мать прислушивалась со всех сторон, он видел её, когда что-то пугало её, и тогда и сам чувствовал себя испуганным, готовым прыгнуть обратно в чащу. Затем его мать снова успокоилась, а через минуту повеселела. Она опустила шею, вытянула ее далеко перед собой, удовлетворенно оглянулась на Бэмби и крикнула: – Теперь давай!
Бэмби прыгнул вперед. Его охватила огромная, неземная радость, она была такой волшебно сильной, что он забыл о тревоге, которую испытывал незадолго до этого. Всё, что он мог видеть, пока был в зарослях, – это зелёные верхушки деревьев над ним, и лишь короткими, редкими проблесками он видел над ними несколько голубых пятен. Теперь он мог видеть всё небо, высокое, широкое, чистое и голубое, и это так обрадовало его, хотя он и не знал, почему. Среди деревьев всё, что он видел от Солнца, были одиночные широкие лучи или нежная россыпь золотистого света, игриво рассыпавшегося между ветвями. Теперь он внезапно обнаружил, что стоит, окнужённый горячей и ослепительной силой, которая внезапно волной нахлынула на него, он стоит в этом обильном благословении тепла, которое тут же затворило его глаза и отворило его сердце. Бэмби был в полнейшем восторге, он был совершенно вне себя, это было просто чудесно. Ликуя, он подпрыгнул в воздух три раза, четыре раза, пять раз на том месте, где был. Он ничего не мог с собой поделать, он прыгал помимо веой воли, просто от радости. Что-то упорно дергало его вверх и заставило подпрыгивать. В его юных конечностях была такая мощная пружинистость, воздух так глубоко и легко проникал в лёгкие, что он впитывал его, впитывал все ароматы луга с таким всепоглощающим весельем, что ему просто необходимо было подпрыгнуть. Бэмби был ребёнком. Если бы он был человеческим ребенком, он бы закричал от радости. Но он был молодым оленем, а олени не могут кричать, или, по крайней мере, не могут кричать так, как это делают человеческие дети. Так что он радовался по-своему. Своими четырьямя ногами, всем телом, которые подбрасывало его в воздух. Его мать стояла рядом и с радостью наблюдала за ним. Она наблюдала, как он сходит с ума. Она видела, как он высоко подбрасывался, неуклюже опускался обратно на то же место, смотрел вперед в замешательстве и возбуждении, а затем, в следующее мгновение, снова и снова подбрасывался в воздух. Она поняла, что Бэмби, который видел только узкие оленьи тропинки в лесу и за несколько дней своего существования привык только к тесноте чащи, теперь