…Меня очень интересовал вопрос о том, как их раскулачивали. «Списками на раскулачивание, видимо, занимались спозаранку в сельсовете, в райисполкоме, но я в этом время, – говорит Сима, – особо не интересовалась и не представляла, во что это всё обернётся. А обернулось это так: в один из дней к нам явились два милиционера и в категорической форме на основе какого-то распоряжения нам, т.е. всей нашей семье, было приказано собраться к вечеру, к таким-то часам быть на станции железной дороги для отправки на север. Разрешалось взять вещей и продовольствия в дорогу столько, сколько сможем унести собственными силами… Дальше мы шли пешком в лес, в тайгу. На первых порах разместились в землянках, шалашах, в палатках. Стали строить бараки. Вот так и живем до сих пор».
Да, жизнь раскулаченных переселенцев трудна. Не все одинаково осваивались в новых условиях, на лесоразработках. В условиях карточной системы на продовольствие, и, кроме того, величина пайка (нормы хлеба) зависела от процента выполнения норм выработки по заготовке леса. Некоторым молодым, здоровым парням большой трудности выполнение норм выработки не составляло, и они жили вполне нормально… Пользовались столовой, получали паек хлеба. Для жилья имелись бараки на сорок человек. Двадцать человек в одной половине и двадцать в другой. В середине барака располагалась сушилка для сушки верхней рабочей одежды и валенок. Разумеется, в лесу работать трудно, тяжело: чуть не до пояса снег, то мороз градусов под тридцать, то зимняя оттепель, и это самое неприятное.
Но были и такие, которые трудно осваивали лесное производство. К сожалению, таких довольно много. Они не вырабатывали норму… В соответствии с выработкой получали пониженную норму хлеба (вместо 800 гр. – 600 гр.). Этого пайка для мужчины не хватало. Постепенно силы терялись, и человек не только не выполнял норму, но и доходил до состояния, когда работать не мог. Начинал побираться, собирать с тарелок в столовой жалкие остатки супа, каши и т. д. Таких «доходных», конечно, были единицы…
…Запомнился один человек по фамилии то ли Казаков, или Казаченок; он приходил и садился на краешек длинного стола, терпеливо выжидая и следя за остатками на тарелках, которые он сваливал в свою мисочку и тут же уничтожал… Однажды захожу в столовую и вижу: Казаков сидит за столом. Увидав меня, Казаков встал, видимо, чувствовал, что я его буду гнать. Действительно, я сказал: «Казаков, ты опять тарелки подчищаешь?» Он ничего не ответил, я за ним особенно не следил, но тут же услышал гром разбитой