Помолчал секунду и обратился к дочке:
– Людочка? Поехали домой? С папой?
Тринадцатая глава
Илья присел на корточки и двумя руками подхватил дочь. Поцеловал в румяную щёчку, затем слитным и мощным движением поднялся, подбрасывая малышку, и, поймав её, прижал к себе.
Милочка засмеялась весело и немного испуганно.
Моё сердце упало. Разбилось мелкими колючими осколками, царапаясь. Горло сдавила невидимая рука паники и закружилась голова.
– Поедем домой, принцесса! – улыбаясь, придержал муж дочку и победно посмотрел на меня, чуть скривив свои губы.
Я онемела от ужаса. Страх сковал все внутренности, и ледяной ком зашевелилась в животе. Да что же это такое происходит?
Не представляла, что можно сделать в подобной ситуации. Отнимать дочку? Перетягивать её?
Или совестить и просить мужа в надежде, что он меня пожалеет? Он, который все наши восемь лет цинично обманывал, изменял, и который вообще не чувствует вины за свои действия?
Да скорее солнце повернёт вспять, и небо упадёт на землю, чем у Ильи пробудится понимание аморальности своих действий и жалость ко мне.
Перевела взгляд на дочь, и мне скрутило ледяной воронкой живот от предчувствия беды.
А Илья ухмылялся уже откровенно. Я вглядывалась, не отрывая взгляда, в его глаза, и явственно видела в них довольство и усмешку над моей беспомощностью. Ему доставляло наслаждение прогибать меня под свои желания! Ему это определённо нравилось!
До тех пор, пока моя Люсинда не решила высказать свою точку зрения на происходящее. Она вначале просто вертелась в руках, пытаясь освободиться. Затем осознав бесполезность своих усилий, включила «иерихонскую трубу». Заголосила во всю мощь своих голосовых связок.
Мою дочь, как всякого ребёнка, легко обидеть и заставить плакать. Нужно просто не обращать внимания на её желания. И, как и любого малыша, сложно потом успокоить.
Всегда считала, что лучше не доводить до таких слёз. Отвлечь чем-нибудь, занять, заболтать, в конце концов. На то мы и взрослые, что можем увлечь и переключить свою дитёшку, заботясь о её здоровье. А не возгонять психику ребёнку до истерики.
И никогда прежде я не замечала за мужем таких садистских наклонностей.
Нет, он всегда давил авторитетом. Но вот так хватать дочь и, невзирая на её крик, куда-то тащить? Упиваясь её и моей беспомощностью?
И это Илья, который говорил, что не выносит детский плач? Что ему физически больно, когда при нём плачут дети? Что дети должны расти в любви и заботе? Его что, подменили?
Я впала в ступор.
До какой низости ещё может дойти мой ещё вчера любимый мужчина? И как ещё вчера импонировавшая мне его черта – упорство в достижении своей цели – смогла повернуться своей неприятной стороной против меня? Я словно попала в кривые зеркала. Или, наоборот, лишилась искажающего реальность