«Будем надеяться на всё лучшее…» Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева. 1938–1999. Группа авторов

пререкаться по таким поводам? Я не сговаривался с А. А. Зиминым, и его мнение о соотношении «Сказания» и «Послания» Спиридона Саввы10 мне стало известно только из его рецензии11. А что касается датировки «Сказания о киевских богатырях»12 и «Повести о Сухане», то я не вижу оснований слишком удалять их от XVI века: исторические реалии позволяют отнести обе повести и к XVI, и к XVII веку. Я прибегнул к компромиссу и датировал обе второй половиной XVI или началом XVII в. Неужели у В. И. Малышева нет более серьезных оснований для огорчений, чем такое несущественное разногласие со мной? Неужели он не откликнулся до сих пор на присылку ему моей книги потому, что был огорчен моей датировкой? Странно, очень странно! Странно и то, что мою шутку на докладе Н. Н. Воронина Вы принимаете за чистую монету.

      Ваше пожелание вступать в учебнике в развернутую полемику с теми, с кем я не соглашаюсь, неосуществимо по самому характеру книги, а специально полемизировать с Р. П. Дмитриевой я не считаю необходимым, раз это уже сделал Зимин.

      Вот то основное, что мне хотелось Вам сказать и что, надеюсь, способно исчерпать наш спор. Вопреки пословице, думаю, что добрая ссора лучше худого мира, к которому я, во всяком случае, не был расположен.

      В заключение должен сказать, что я предельно скромно расцениваю свою персону, не преувеличиваю своих умеренных научных заслуг и теперь больше, чем когда бы то ни было, испытываю чувство смущения от того, что в «Трудах» как-то собираются отмечать довольно астрономическую цифру моего пребывания на здешней планете13. С сожалением осведомился из официального заявления В. Е. Гусева14, что Вы отказываетесь от участия в бюро Комиссии по истории филологических наук15, и потому предложил собранию освободить Вас от этой нагрузки. Всего Вам доброго. Привет Зинаиде Александровне.

      ОР РГБ. Ф. 731/I. Карт. 14. Ед. хр. 9. Л. 1 и об. Машинопись с правкой автора.

      15. Д. С. Лихачев – Н. К. Гудзию 7 октября 1956 г

      Дорогой Николай Каллиникович!

      Очень рад был получить Ваше письмо. Все, что мне казалось огорчительным, у меня как рукой сняло. Простите, что по моей инициативе произошла такая переписка, но теперь Вы можете быть уверены, что мое всегда искреннее чувство к Вам очистилось и стало абсолютно прозрачным. Не знаю – утешит ли это Вас за те огорчения, которые принесли Вам мои письма.

      В бюро комиссии я бы работать не хотел: у меня абсолютно нет интереса к историографии как таковой. Об этом я и говорил В. Е. Гусеву, прося его проследить, чтобы на меня не возложили обязанности в области, которая меня не интересует1.

      Знаете ли Вы, что Лапицкого исключили из партии? Говорят, что собрание, ему посвященное, вскрыло ужасающую картину (читались его заявления и пр.). Ему прямо говорили, что у него «руки в крови». Исключен он за обман П[артии] и за систематическую травлю ученых. Как теперь должно быть стыдно тем, кто его поддерживал! Впрочем, разве есть у Бельч[икова] совесть! Он бы и сейчас