«– Ты правда отдашь ее У Баолину? Таков был твой план?
– Почему я не могу?
– Потому что она верит тебе. Потому что тебе жалко ее».
Бай Син ошибался, мне не было ее жаль. Жалеть ее, жалеть себя, жалеть всех, кому хоть раз доводилось плакать в отчаянье. Тратить время на жалость – тратить его впустую.
– А Хуа.
Девочка обернулась, и ее заплаканное лицо тронула улыбка.
– Сестрица, ты наконец вернулась!
Этот глупый ребенок сорвался с места и прилип ко мне теплыми объятьями.
– Я боялась, что ты не вернешься.
– С чего бы? Видишь, я здесь.
– Сестрица, зачем мы ушли? Разве на Горе Лотоса было плохо? Разве тебя обижали там?
Я неловко погладила ее по волосам.
– Сестрица не могла не уйти. Ей нужно в другое место.
– Куда?
– Далеко.
– Обязательно нужно?
– Сяо Хуа, скажи, ты пошла бы с сестрицей в то место или вернулась бы к матушке Цай?
– С сестрицей.
И правда, глупый ребенок.
Я уложила ее спать, будто ей было четыре года, а не четырнадцать. Мне пришлось держать ее за руку, пока наконец ее беспокойные глазки не сдались сну. Мой наставник бы никогда не стал терпеть ее слезы, наставница бы никогда не заставила ее плакать. И только я продолжала сидеть, не зная, почему мое сердце сжимается липким сожалением.
На следующее утро она поглядывала на меня с беспокойством, будто ждала, что я отругаю ее за вчерашние слезы.
– Сестрица, почему ты вернулась так поздно? – Она полдня ходила вокруг меня по кухне, не решаясь задать этот вопрос.
– У сестрицы были дела.
– Мне не спрашивать?
Наконец-то этот ребенок начинал понимать.
– Лучше сбегай на рынок, купи свежей рыбы.
– Сестрица, что ты готовишь?
– Секрет.
– Сестрица! – сяо Хуа рассмеялась и убежала.
Я редко готовила, и каждый раз выходило по-новому. Но когда-то это было традицией: перед тем, как покинуть Хэши и вернуться к отряду Цзе Цзина, я готовила для наставницы три блюда. Это было нашим прощанием.
Я взяла нож и принялась нарезать овощи. Эта часть всегда выходила у меня лучше всего.
– И чем они провинились перед тобой? – шутила Юэ Гуан, следя за тем, как я орудую ножом.
Я улыбалась и молчала. А потом чувствовала себя ребенком, который пытается сразиться с паром, солью и временем. Только теперь некому было подсказывать мне и тихо смеяться. Теперь некому было смеяться. И все же сяо Хуа смеялась. Она гордо показывала мне рыбу, которую выбрала сама, и почти с удивлением следила за моими движениями.
– Разве так ее нужно чистить?
– Сяо Хуа, беги погуляй. – Я строго посмотрела на нее, давая понять, что то, как я управляюсь с рыбой, было исключительно моим делом.
Она захихикала и выбежала.
Я не любила, когда другие наблюдают за моими страданиями. Особенно когда приходилось бороться с собственной беспомощностью. Однажды