– Ты эти кольца, что ли, закапываешь?
– Ага.
– Они же тяжеленные. Неужели в одну рожу?
– Нет, – сказал Серега. – В две. Теоретически мы тут вдвоем работаем – я и сосед. Но он только кольца опускать помогает и землю выкидывать. А вниз не лезет, говорит, у него на глубине голова кружится.
– Типичный приступ клаустрофобии.
– Черта с два. Типичный приступ алкоголизма.
– Ничего, один покопаешь. Тебе полезно.
– Кто тебе сказал? – насторожился Серега.
– Хемингуэй, – сказал я. – Говорил, что лучшим занятием для писателя, когда он не пишет, является тяжелый физический труд.
– Хемингуэй жрал круассаны в Париже, любовался корридой в Испании и стрелял львов в Африке, – сказал Серега. – Кроме того, старина Хэм не копал септиков и пустил себе пулю в голову в солнечном Ки-Уэст, штат Флорида.
– Еще он говорил, что лучшей жизненной школой для писателя является тяжелое детство.
– Тут мне повезло.
– Так зачем ты роешь?
– За деньги.
– А как же твои авторские гонорары?
Серега вздохнул.
– Они имеют нехорошее свойство заканчиваться. А чувство голода никогда не уходит насовсем.
– Писателям так мало платят? – ужаснулся я.
– Смотря каким, – сказал Серега. – Хотя вам, потомственному олигарху, нас, бедную творческую интеллигенцию, никогда не понять.
– Опять все пропил?
– Нет, – гордо сказал Серега. – Не все. Большую часть проиграл в казино.
– Орел.
– А то, – сказал Серега. – Кстати, а ты хотел чего-нибудь или просто меня проведать приехал?
– Хотел, – сказал я. – Не знаю, как бы тебе это объяснить, но… Короче, история долгая. Может быть, в дом зайдем?
– Давай, – согласился Серега, спрыгивая с кольца. – Посидим, о делах наших скорбных покалякаем.
Одно дело, когда ты участвуешь в чем-то непонятном, невероятном, во что очень трудно поверить. Поскольку ты во всем этом участвуешь сам, то рано или поздно тебя либо увезут в психушку, либо ты найдешь происходящему какое-то логичное объяснение. Ну пусть даже не слишком логичное. Главное, что оно тебя удовлетворяет.
И совсем другое дело, когда ты эту историю рассказываешь человеку, в ней не участвующему. Например, Сереге.
Мы сидели на кухне, где посреди грязной посуды, пустых упаковок быстрорастворимой лапши, бутылок пива, сигаретных пачек, дрелей, перфораторов и шуруповертов стоял новенький Серегин ноутбук, и я смотрел на лицо писателя-землекопа. Оно было непроницаемо, никаких эмоций не выражало и только и делало, что курило во всю ивановскую.
– Это прямо сюжет для романа, – высказался Серега когда я закончил свой рассказ решением обратиться к нему за помощью. – Ты продашь мне идею или выступишь