Я вдруг увидел, как Женя отвернулся и перекрестился.
– А меня зовут Энгмаг Виленович. Мои бедные годители назвали так, чтобы год князей Голицыных не газвеялся по ветгу. Мама настояла, чтобы и папа сменил имя. Что ж, вгемя было такое. Но и в нем была своя гомантика!.. А чем же вы, Александг, занимаетесь? – отвлекся он вдруг от своих воспоминаний.
– Я инженер.
– Не очень благодатная пгофессия… Но я не об этом. В литегатуге чем утгуждаете себя?
– Стихами.
– О-о! Это пгекгасно! Я их тоже пописываю иногда.
– Виленыч! Прости, нам еще далеко добираться по домам. Ты-то где-то здесь живешь?
– На Смоленке. В доме ветеганов ЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ, – гордо вскинул голову старик. – И гогжусь этим. Пгеставьте, князь – и в доме своих вгагов… Ну, выпейте же со мной! – налил он в стаканчик, который все еще был в моей руке. Я взглянул на Женю. Он взял стаканчик у меня и вдруг, взглянув на небо, воскликнул, – ой, звезда летит…
И я, и старик автоматически вскинули взгляды вверх. Я опустил голову быстрее старика и заметил, что Женя сделал какое-то движение над стаканчиком. Потом залпом выпил.
– Летит звезда – загадывай желание… Вы загадали молодые люди? Тепегь твоя очегеть, Александг! – учтиво поклонился старик, налил еще раз, взяв стаканчик у Жени и передав мне.
– Спасибо тебе, Виленыч! – положил левую руку на плечо старику Женя, наваливаясь всем телом на него, а правой незаметно перекрестил стакан. Не от меня он скрывал этот жест…
– Не за что… Немцы говогят: «Пусти хлеб по геке, и он вегнется к тебе с маслом». Ты налил мне хлеба, я вегнул его тебе с маслом….
Он резко повернулся и, слегка шатаясь, побрел по аллее.
– А его сейчас в милицию не заберут? – спросил я.
– Как бы после него нас не забрали, – вздохнул Женя, оглядываясь вокруг.
– Слушай, он же сказал, что шел домой. Но Смоленка от ЦДЛа в противоположной стороне по Кольцу, – мысль эта ошеломила меня.
– Вот и я о том же! Мы, хоть и выглядим трезвыми, но у милиции – тоже план… Запах-то есть. Ладно, пошли.
Мы долго шли молча. Забирать нас, похоже, никто не собирался.
– Жень, – спросил я, – ты крестил стакан?..
– Меня так бабушка учила в детстве: все крестить – и еду, и питье, и одежду, и квартиру! «Крест, – говорила она, – всю нечистую силу разгоняет».
– А Виленыч-то что, нечистая сила? – улыбнулся я.
– Как тебе сказать? Если я не верю человеку ни на ноготь, лучше поберечься. Бабушка говорила, что главный лжец – сатана. А люди-лжецы – слуги его…
– Ой, а, сколько сами-то мы ежедневно лжем!? – усмехнулся я. – Так что ж, мы тоже – слуги?
– Не знаю, как и оправдаться. Нас учили этому всю жизнь. К тому же мы лжем не для того, чтобы навредить кому-либо. Где-то я читал, что ложь бывает во спасение…
– А ты что, в Бога веришь?
– А ты что, не веришь, что