– Прости, князь Гердерих, я служу королю и не знаю, как он посмотрит завтра, если славян не будет в охране.
Мы раскланялись и разошлись.
– Прикажи усилить охрану покоев королевы, королевны и королевы-вдовы. Мне почему-то вспомнилась черная волчица. И на сердце возникла какая-то необъяснимая тревога, – шепнул Ольг.
– Да? И у меня – тоже. Скажи принести мне ведро колодезной воды и позвать Волгуса, – согласился с ним я.
В покое, отведенном мне, я умылся по пояс. Ледяная вода взбодрила. Я отдал пришедшему Волгусу все распоряжения и бросился на широкое ложе. Ольг утроился рядом на полу, подстелив свой плащ. Железные ставни и рамы с разноцветными слюдяными стеклами были распахнуты. Но духота все равно ощущалась. «Быть грозе», – подумал я и с этой мыслью уснул.
Утром меня разбудил женский крик. Я выглянул в окно и увидел метавшуюся по небольшой площади перед башней-дворцом рыдающую женщину.
– Моего мальчика украли! Отдайте моего младенца! Помогите… – громко причитала она.
– Кто не дает отдыхать королю и его вассалам? – вдруг сверху раздался голос Гердериха. – Стража! Взять ее!
Подбежавшие воины скрутили и увели рыдающую женщину. А через какое-то время на ступенях перед башней-дворцом в креслах восседали король, королева, королевна и королева-вдова. По бокам и сзади стояли верховный волхв, Гердерих, Герда и вся свита. Привели рыдавшую утром женщину, и Унгерих спросил:
– Как ты посмела своими воплями мешать нашему отдыху? Что у тебя произошло?
– Великий конунг, – снова залилась слезами женщина. – Сегодня ночью пропал мой полуторагодовалый сын…
Король взглянул мутными глазами на Гердериха и Герду и кивком головы дал слово.
– Какая глупость, – воскликнула Герда. – В охраняемом замке, закрытом на все ворота, никто и ничто не может пропасть!
Она резко опустила голову, прошептала что-то, так же вздернула подбородок вверх.
– Ваше величество, – повернулась она с поклоном к Унгериху, – благоволите позволить мне спуститься к ней?
Тот кивнул. Герда подчеркнуто медленно спускалась по ступеням. Глаза ее горели, тонкие ноздри вздрагивали, раненая рука чуть заметно подергивалась, кожа на лице стала еще смуглее. Она подошла к связанной женщине и… рванула ворот ее рубахи, под которым на груди оказался… крест.
– Я так и знала! – взвизгнула Герда. – Она – христианка. И сама сожрала своего младенца, как у них принято!
– Ваше величество! – из-за угла башни-дворца показался бегущий воин. Он нес что-то белое. В поклоне положил ЭТО на землю и отступил. Все ахнули. Перед королем на ступенях лежало тельце мальчика со следами многочисленных уколов в самых «рудоносных» местах.
– Я нашел его в отхожем месте, – доложил воин.
– Я