Единственным моим развлечением стал календарик, который я выпросил у Веры, чтобы отмечать дни, так как телефоном мне тоже строго-настрого запретили пользоваться. И сегодня я округлил карандашом семнадцатый день, который я проведу здесь.
Блеклое солнце едва пробивалось сквозь хмурые облака. Ветер хлестал ветками по окну, а я с унынием ждал начало рабочей смены медиков.
На душе было тоскливо и муторно. Начиналось рутинное утро, одно из таких, когда всё изо дня в день проходит по одному и тому же сценарию. Последнее несколько дней ничего не менялось, кроме того, что приходили медсестры, выдавали таблетки, ставили уколы, замеряли температуру и давление.
Я открыл глаза и тяжело вздохнул. Отдельная палата была верхом уважения ко мне, как пациенту и известному следователю районного ОВД. Никто не мешал разговорами, не храпел по ночам и не шаркал тапочками каждые несколько минут, не давая заснуть. Но в то же время томило одиночество.
Я лежал, закинув руки за голову и вспоминал молодые годы, когда попал с пневмонией в областную больницу. Еще никому неизвестный молодой парень, только что приехавший поступать на юридическое отделение одного из самых крупных вузов страны, я вынужден был ютиться в небольшой палате с семью такими же бедолагами, как и я сам. Однако разговоры и хохот в палате не смолкали до поздней ночи. Несмотря на различные недуги, мужики, что постарше, делились своим опытом семейной жизни, травили анекдоты, рассказывали байки про охоту и рыбалку. Молодежь слушала товарищей по несчастью открыв рот и мечтала в скором времени самой набраться опыта, и потом вот так же «задирать» новичков.
А потом, по вечерам, начиналась особая суматоха – в часы свиданий палаты наполнялась шумом посетителей, начинались охи-ахи, затем все звуки заглушались шуршанием пакетов с пирогами, салом, еще дымящейся картошечкой с маслом и лучком. Были, и яблоки, и маринованные помидорчики с хрустящими огурцами. А кому-то приносили из под полы и водочку.
Через два часа все стихало, и мы, исходя слюной, не могли дождаться, когда молоденькая медсестра выключит в палатах свет, и только через верхнее окошко над дверью просочится из коридора тусклый свет, создавая в палате заветный полумрак… И тогда начиналось самое интересное. В ход шли стаканы, припасенные с ужина, домашние личные железные кружки. Почти в идеальной тишине резалось сало, крошился укроп и тихо чокнувшись разномастными стаканами, под застенчивое кряканье раздавался тихий хруст огурчиков и звуки жевания. И эта безумно вкусная еда, и эта бесхитростная обстановка, отодвигали все болезни и страхи на задний план…
Как же было здорово!
А утром врач не мог добудиться своих пациентов, чтобы провести осмотр. Он укоризненно мотал головой, хмурился, но никогда не ругал нас, не грозил выпиской, а приступал к делу, пряча