– Где кладовка находится? – перебил свидетельницу инспектор.
– А? Кладовка? – Мари перевела растерянный взгляд на полицейского. – Так вот там, дальше по коридору, за лестницей дверь и там в подвал спуститься – вот и будет кладовка.
– Вы храните все в подвале? Крупы и прочее?
– Так то не совсем подвал, мсье инспектор. Там все так хитро построено, чтоб продукты не портились и мыши не добрались. Хозяин, уж он знает, что сделать, и когда я его попросила, еще год назад, он сказал: конечно, Мари, сейчас рабочих позовем и все сделаем! И слово сдержал! У хозяина руки золотые, он-то…
– Это мне неинтересно. Расскажите лучше о том, сколько времени вы провели в кладовке, когда отправились за медом.
Мари надула губы, Сезар поморщился. Эжен учил его: всегда слушай свидетеля до конца, пусть болтает, пока не выговорится. Некоторые сознаются в преступлениях, сами того не подозревая.
– Ну, не помню я… Пока выбрала, гречишный или липовый, пока проверила, нет ли плесени на варенье… Не помню.
– Пять минут? Четверть часа?
– Минуток десять не была.
Сезар подумал – да, так и есть, скорее всего. Бертран приложился к чаю, как только Мари вышла, и, может, звал на помощь, но идти уже никуда не мог – яд его свалил. Да и громко ли он мог звать, несчастный старик? При мысли о том, как Бертран умирал тут один, корчась на полу, Сезару стало зябко. Он порадовался, что не снял плащ.
Мари вновь принялась всхлипывать – похоже, осознала ужас происходящего; на кухню заглянул упитанный помощник инспектора и бросил на шефа многозначительный взгляд; а Сезар решил, что делать ему тут, в общем-то, нечего. Лучше пойти отыскать Анри, которого смерть старика, возможно, затронула тоже – но вряд ли глубоко. Анри по-настоящему любит только свои машины.
Не попрощавшись, Сезар вышел, обогнул стоявших в коридоре полицейских, покосившихся на него с почтительным уважением и тут же сдвинувших головы – обсуждают, конечно же, сплетничают. В Сюртэ многие знали, кто такой виконт де Моро, и многие его не любили; поставив себя на их место, Сезар мог бы понять, что не любят за дело. Но это было ему не интересно.
Анри нашелся в гостиной, весьма раздраженный, в измазанной рубахе, холщовых штанах и немыслимых ботинках. Конечно же, полицейские вынули его прямо из мастерской, где Жиффар проводил сейчас дни и ночи, готовясь едва ли не к самому важному событию в жизни. И все, что мешало этому, должно быть отринуто, предано анафеме, забыто мгновенно, как будто этого и не случалось никогда. Он и в «Тортони» отказывался идти, всеми силами сопротивлялся и согласился лишь потому, что именно Сезар финансировал большую часть проекта. Анри, конечно, дал свое согласие, но мог просто позабыть об ужине, увлекшись работой. Потому Сезар и заехал за ним.
А тут – убийство.
Анри курил, забросив ноги на низкий ореховый столик и стряхивая пепел в бокал, который