1 апреля, среда.
Я забыла устроить для Л. первоапрельский розыгрыш, а он – для меня. Мы два сапога пара. Вчера ходили на чай к Джеральду121, и это было похоже на посещение аллигатора в зоопарке, тучного и старого, лежащего, как наши черепахи, наполовину высунувшись из воды. Я жалела, что не поехала на Даунинг-стрит слушать Болдуина122 о Ньюнем-колледже, когда сидела в уродливой комнате на Де-Вер-Гарденс с тусклыми покрывалами, чайным сервизом на сервировочной тележке и старой картиной, которую Джеральд купил 40 лет назад в Сент-Айвсе и повесил над камином. Сомневаюсь, что он получил удовольствие от встречи с нами и что у него вообще осталась способность наслаждаться хоть чем-то. Мы говорили об издательском деле, и она123 – я не знаю ее имени – была нервно весела, как женщина, чья жизнь пуста и которой приходится постоянно воодушевлять своего мужа. Она нарядная, но уже пожилая, дряхлая; довольно милая женщина, но, полагаю, несчастная. Джеральд рассказал мне о своих болезнях; такое ощущение, будто деловой человек, почти потерявший здравомыслие, вылил на нас ушат ледяной воды, ведь как бизнесмен он потерпел неудачу во всех своих начинаниях. «Ничего не осталось, ничего, – твердил он. – Ничего не поделаешь, ничего». Думаю, он чувствовал, что мы, возможно, понимаем больше, чем он сам. Вряд ли у него остались какие-то чувства к прошлому; может, ему нравятся сыновья Джорджа124 – не знаю. Он поддерживает связь с Софи125 и Эммой Воган126. Мы вышли и прогулялись по парку. Если я смогу делать по 25 страниц в день, то закончу к следующему вторнику. Потом корректура. Одному Богу известно, как успеть к маю. Однако я больше не переживаю, занимаясь трудной сценой Норта и Сары, а ко всему отношусь философски.
9 апреля, четверг.
[Монкс-хаус]
Теперь, после удушающего напряжения наступит сезон депрессии. Последняя часть отправлена в «Clark» в Брайтон вчера. Л. читает роман. Осмелюсь сказать, что я настроена пессимистично; по-моему, его предварительный вердикт слишком мягок, но это только пока. Во всяком