Грешнову не дали договорить. Сначала в голос, совершенно развязно, по-молодецки, засмеялся Павел Терентьевич. Затем Лев Львович, и даже Залесьев за компанию хохотнул.
– Как? Не слышали? Это старая история, – пытался Вася утихомирить смеющихся.
– Чем закончилось? Инфарктом? – интересовался хозяин гаража, вытирая обильные слёзы.
– Убежали все. Пришлось мужику в могиле ночевать. Утром доярки шли на ферму коров доить – достали.
– Не ты ли там сидел? – не унимался Огоньков.
– Да нет же. Это старый анекдот, – подтвердил Залесьев, чувствуя, что теряет поддержку товарищей и развенчанный было негодяй Грешнов снова приобретает в их глазах благосклонность.
– Я тоже не слышал, – признался Лев Львович.
– А я слышал сто раз, – продолжал Василий, – и в сто первый с удовольствием бы послушал, но не в тот день. Рассказываю дальше. На смену старухе сел старик «некрофил». Не шучу, он сам так отрекомендовался и объяснил. «Я, – говорит, – любитель и знаток кладбищ». Пока его вёз, он меня изустно ознакомил со всеми московскими погостами, с каждым захоронением на них.
– Так уж и с каждым? – усомнился Ласкин.
– Сказал, какая из знаменитостей где лежит. Высадил его, сели ребята с Мосфильма. Ну, думаю, отдохну. Так и эти отличились. Принялись хвастаться. Открыли сумку, а в ней резиновая голова. От настоящей не отличишь, и два пятилитровых пакета с заменителем крови. Сказали адрес, там у них съёмка, вези их на квартиру. Я им спокойно, без эмоций: «Дорогие мои, я устал. Выходите». Не поняли. «Шеф, два счётчика платим. Не обидим». Я возопил, как сорвавшийся в пропасть, и полез под сидение за монтировкой.
– Да, денёк у тебя выдался, – стал заворачивать рассказчика Терентьич.
– Ещё не всё, – разошелся Грешнов. – Прихожу домой, Олеся Наталье страшилку рассказывает про гроб на колёсиках. Вот тут я сорвался и психанул. Побежал в машину, хотел уехать, но выпил перед этим и – в первый же столб. И дома, оказывается, что-то сломал, разбил. Когда вышел из запоя, жена обвинила в рукоприкладстве. Вот как я бросил такси. Теперь – всё.
– Да-а, история, – с уважением глядя на Василия, сказал Огоньков.
– Ну, а мою историю слушать будете? – загораясь завистью к успеху Грешнова, спросил Залесьев.
– Давай-давай.