О закрой свои бледные ноги. Статьи о русском символизме. Валерий Брюсов

деле – сила темная, стихийная, неожиданно прихотливая. Редактор чувствует под собой эту зыбкую некультурную почву и не доверяет ей. Как у всех ценителей с трусливым банальным вкусом, порабощенным толпе, заветный идеал его – внешняя литературная благопристойность. Пусть холодно, как лед, но зато строжайший этикет соблюден, пусть мертво, но зато в каждом буржуазно-аристократическом салоне Петербурга можно смело читать вслух. До какого педантизма иногда доходит эта забота о внешней корректности при внутреннем безвкусии, видно из следующего характерного анекдота, невероятного и, однако, вполне достоверного.

      Писатель отдает в редакцию серьезного журнала перевод одной греческой трагедии. После внимательного чтения редактор объявляет:

      – Печатать невозможно.

      – Почему же?

      – Вот видите ли… Трагедия Эсхила – это, так сказать, слишком яркий классический цветок на тусклом поле современной русской беллетристики.

      – Но тем лучше, что яркий…

      – Я ведь сказал – слишком яркий классический цветок – перевод с греческого.

      – Что же из того, что с греческого?

      – Помилуйте, мы в общественной хронике все время боремся против классической системы воспитания, и вдруг целая трагедия Эсхила.

      В сущности – рыночная система гонораров, капиталисты-издатели, бескорыстные, но лишенные художественного чутья редакторы – все это силы только внешние, и, как ни пагубно их влияние на литературу, оно не может сравниться с действием внутренних разрушительных сил, из которых едва не главная – критика.

      III. Современные русские критики

      И. Тэн сделал первую попытку применения строгого научного метода к искусству[21]. Но область эстетической психологии слишком мало разработана, чтобы считать эту попытку завершенной.

      Во всяком случае, деятельность в том же направлении, то есть исследование законов творчества, его отношений к законам психологии и социальных наук, взаимодействия художника и культурно-исторической среды могут быть в будущем весьма плодотворны.

      Другой не менее значительный и гораздо более разработанный метод – субъективно-художественный. Во всех лучших критических исследованиях Сен-Бева, Гердера, Брандеса, Лессинга, Карлейля, Белинского вы найдете страницы, в которых критик превращается в самостоятельного поэта.

      Таким образом, возник почти неведомый до наших времен и все более развивающийся род художественного творчества. В своих разрозненных заметках об искусстве и всемирной литературе, в эпиграммах и ксениях Гёте, отчасти Шиллер дали первые образцы критической поэзии. Для субъективно-художественного критика мир искусства играет ту же роль, как для художника – мир действительный. Книги – живые люди. Он их любит и ненавидит, ими живет и от них умирает, ими наслаждается и страдает. То, что этот род поэзии теряет в яркости и реальной силе, он выигрывает в бесконечном