Он делал все возможное и, когда ощущал малейшее изменение настроения родителей в лучшую сторону, бежал выполнять их просьбы, почти расшибаясь в лепешку. Он верил, что если будет настойчив и старателен, у него получится.
Родителей в итоге лишили родительских прав, и ничего у него не получилось. А потом он плясал под дудку фостерных до восемнадцати лет.
Привычка осталась, и Ален неосознанно готов был стелиться ковриком уже перед Стефаном, чтобы заслужить расположение чужого человека, который ему никем не приходится. Он мог дать настоящий отпор, а не предпринимать жалкие попытки, но старые модели поведения сковывали цепями.
Масло в огонь подливало и то, что Алена всю жизнь подавляли, говоря, что он не имеет права перечить. Он старался отучиться, но это было жалко и по-детски. Слишком мало времени прошло.
Какой же он слабак. От этой мысли он весь затрясся, сильно прикусив губу.
– Нет у меня никакого самоуважения… – зашептал Ален, отчаянно пытаясь сдержать слёзы.
Эмбер резко переменилась в лице и подсела к нему ближе.
– Ален…?
– Я слабак. Я не мог достойно дать ему сдачи. И думал, что он станет лучше ко мне относиться со временем… Просто он… мои родители…
Слёзы брызнули из глаз и потекли горячими дорожками по лицу, капая с подбородка. Ален закрыл лицо руками.
– Боже мой, Ален… – Эмбер притянула плачущего Алена к себе, а тому только это и требовалось: он крепко обнял подругу и уткнулся в её плечо.
Ален не рассказывал друзьям о биологических родителях, лишь вскользь упоминал о Мартине и Пахите. Для Эмбер стало открытием, что это больная тема.
– Почему ты тогда отказался жить с нами? – поглаживая друга по спине, спросила Эмбер.
О, она на днях и правда предлагала снимать дом втроём, но Ален ответил отрицательно. И дело не столько в том, что за жильё придется платить. Ален хотел жить со Стефаном. Он желал узнать больше о его бессмертии. Рациональная сторона Алена вопила, что это брехня, но вторая сторона – та, что верила в мистику – уверяла, что всё взаправду. Тем более Ален был свидетелем, и факты наукой не оправдаешь. Он думал, что если найдёт подход, то сможет узнать его лучше и понять причину нелюдимости.
– Н—не знаю… – выдавил Ален, заикаясь от рыданий. Рассказать истинные причины он Эмбер не мог.
– Пойдём к нам, – сказала Эмбер, подняв Алена за плечи. Она ласковым движением вытерла слезинку с его левой щеки друга и так заботливо потрепала за неё, что Ален готов был расплакаться во второй раз, но уже от чувств. – Давай с нами жить. Если с деньгами пока туго, мы что—нибудь придумаем.
Тогда он хотел узнать Стефана. Но хотелось ли этого теперь?
– Давай.
Между прочим брауни с лимоном и лаймом он испёк сам.
***
Когда Эмбер вспылила и за ней пошёл Ален, Стефан и Билл остались одни в напряженном молчании. Говорить было не о чем.
Хоть Стефан не проронил ни слова после того, как перед