– Я бы вымыл тебе рот с мылом и ещё раз хорошенько всыпал, чтобы вытравить из тебя подростковую дурь. Как я вижу, твоим воспитанием никто толком не занимался, раз ты позволяешь себе хамить, дерзить и вытворять всякие глупости.
– Всё нормально с моим воспитанием, а вот Вы,…загнобили, наверное, свою дочь Асю…
– Замолчи – оборвал Коваленко – это не твоего ума дело!
– Да неужели!
– Заткнись! Ещё одно слово и…
– Катя! – послышался совсем близко взволнованный окрик, мгновенно разрядивший обострившееся до предела напряжение, заставивший обоих обернуться и обратить свое внимание на бегущую к самолету женщину.
– Мама?– удивленно проговорила Кэт. – Что ты здесь делаешь?
– Ну-ка немедленно отойди от самолёта! Подойди ко мне!
Коваленко отступил на шаг назад, но девушка не сдвинулась с места. Вместо этого она плотнее прижалась спиной к фюзеляжу, переводя взгляд то на мать, то на своего инструктора, как будто пытаясь выбрать наименьшее из двух зол, либо ища хоть какую-то возможность выкрутиться из той передряги, которую она сама же и заварила.
– Но – только и смогла вымолвить Кэт.
– Немедленно! – едва сдерживая гнев, повторила женщина.
– Но,…мама, ты что, на велосипеде приехала?
– Да – резко ответила женщина.
– Но, почему?
– Потому что другого транспорта, чтобы добраться до тебя не нашлось!
– Но ведь до сюда ехать-то далеко, да ещё и ночью.
– А что ты хотела? Чтобы я дома сидела и думала, свернет ли моя дочь себе шею? Хоть я и не одобряла твой выбор пойти в аэроклуб, я все-таки смирилась с ним, ведь я видела, как у тебя горят глаза, с каким энтузиазмом ты после уроков бежишь на аэродром, запоем рассказываешь о «нудных» лекциях, о тренировках на «допотопном» тренажере с «чокнутым» Коваленко. Я думала, что у тебя есть хоть какое-то благоразумие, что у тебя достанет мозгов не рисковать попусту собственной жизнью, что ты хоть немного думаешь не только о себе, но и о тех, кто ждёт тебя каждый вечер.
Не сумев удержать волной нахлынувшие эмоции, мама тихо заплакала, закрыв лицо руками. Казалось, что всё напряжение последних нескольких часов, словно тяжёлая стокилограммовая гиря, свалилось с плеч, выходя через эти безудержно текущие по щекам слёзы облегчения и одновременно обиды. Нет ничего тяжелее, чем видеть материнские слезы, виною которых оказался ты сам, которые будоражат всё человечное, что в тебе есть, потому что они искренни, наполнены одновременно горечью разочарования и в тоже время любовью.
– Мама! Не плачь, не плачь пожалуйста. Прости меня! Я…я не хотела – девушка подбежала и обняла мать, прильнув щекой к её плечу. Женщина коснулась чуть рыжеватой макушки рукой и нежно обняла дочь, одновременно пытаясь совладать с собой и выровнять дыхание.
– Пообещай мне…пообещай мне, что больше не сядешь в эту треклятую машину – тихо произнесла она.
– Я… – замешкалась девушка.
– Пообещай.
– Я