Почему тогда ж сейчас?
Ну, почти каждый фотоист стоящий своих химикалов взболтнет любому спрашивая его головоломку что если негативному у лошади случись растаять достаточно пока сушась, то что ты действительно получаешь это, ну, позитивно гростескно искаженная маскромасса всех видов лошадостных велице́нок и масс растаянутой лошади. Намек. Ну, это свободно и есть то что должно-быть произошло с нашим письманием (есть там гадёрну кучки для тебя! пожалуйста по газону не сенить!) обезпохабленным от казнодёра за прозорливостью некой глядьмненежной нравьмнедолгой1 курочки. Разгоряченная резиденция в сердце апельсиматизированного кургрязища уже частично вызгладила все негавтивное с чего б начать, побуждая некоторые характерные черты ощутимо поближе твоего клюева раздувшимися быть наиболее чрезвульгрубо, в то время как чем дальший назад удастся нам вызвильнуть тем больше нужен нам заем линзы б какой чтоб увидеть столько же сколько видела курица та. Намек.
Ты аз щущая словно потерян был в кустах, хлопче? Ты горит: да это пискля-на́пискля джунгель древес. Ты почти вскриквает: хоть убейккете2 меня за пенька бука если есть у меня хотя б цыплейшие наития что вдалесе он всё кхвочет этим сказать. Ноо, малышка! Четверка евангелистов может и владеть таргумом3 но любая из Дзингари4 школяльщиц может подобреть лучашенк для растрёпки хоть и'з бурдюка доброй скурины́.
Веди, добрушная птушка! Они всегда так и делали, спроси века. Что птица сделала вчера мужчина может сделать в следующем году, будь то леталкой, будь то линялкой, будь то высижкой, будь то согласием в гнезде. Ибо ее соционаучное чутье беззву́пречно, сэр, ее волюкринная1 автомутативность точнехонько на нормашке: она просто чувствует что была как-бы рождена нести и любить яйца (доверь ей размножать популяцию и прокышай ее пушариков невредимыми сквозь угроз и грохот!), наконец но в основном, в ее генеративном поле это всё игра и никакого трёпа; она- ледиподобна во всем что делает и играет джентельмена роль каждый раз. Так будем ж этому содействовать! Да прежде чем у всего этого будет время закончить золотой век должен вернуться со всем своим возмездием. Мужчина станет дирижибельным. Лихорадка будет омоложена, женщина со своим нелепым белым бременем достигнет за один шаг возвышенной инкубации, недогривая львица со своим обезрогаченным ученическим челбараном будут возлегать вместе публично бочком на овчинке. Нет, безусловно, они не оправдуемы, эти мгльющицы что ворчат что письма никогда не были уже вполне самими старыми собой снова с того странного будня, в унылом Женивре (и все ж как пальмова дата в пустоши оазисе), когда к шоку обоих2 Бидди3 Доран взглянула на литературу.
И. Она может быть какой простой марселой4, сие карликовое лилипучество, Могустершой Изкухств. Но. Это не какой слух иль молва некоторого