– Да, Михал Михалыч.
– Вы, – ткнул Книга пальцем в Троицкого, – или неуч, или злостный саботажник. Прочтите эту фразу еще раз.
Троицкий прочитал.
– Я не просил вас читать. То, что вы умеете читать, я уже понял.
– Что же вы хотите?
– Осмысленной речи, – взревел Михаил Михайлович. – Вы бессмысленно болтаете слова, вы ничего не можете, рано вам еще выходить на сцену в такой роли. Плохо вас там учили в Москве. Может быть, вы и способны, но плохо обучены. Я отказываюсь тратить на вас время. Мы выпускаем этот спектакль к дате. Освободите площадку. А вы, Юрий Александрович, – решительно махнул он рукой, – прошу вас, займите его место.
– Здорово он тебя уничтожил, класс, – внятно сказал Рустам.
Троицкий долго не мог выбраться из-за стола. Наконец, кое-как отодвинув стул, вышел в коридор, лопатками чувствуя на себе взгляды актеров, проскочил мимо дежурной, склонившейся над книгой, и толкнул дверь на улицу. «Собрать сейчас вещи и вечером в Москву». Навсегда – от этих козней, Михаила Михайловича, всей этой камарильи… «Они думают, – всё спорил он с кем-то, – что знают что-то, что мне неизвестно». Он вздохнул и зло подумал: «Выучились, как обезьяны, по звонку кидаться к кормушке и вопить дурными голосами». Это кричала в нём боль, но он не находил слов, чтобы её заглушить…
Неспешно шествовали мимо прохожие, проносились машины. Щурясь, смотрел он на нежаркое осеннее солнце… Хлопнула дверь.
– Сережа, – обрадовалась Артемьева. – Какой же ты молодец, что дождался меня. Сегодня идём к нам на прощальный банкет… Олег устраивает.
Она взяла его под руку.
– Да, тебе грозит выговор за самовольный уход с репетиции. Это уж они для тебя сделают. Арик Аборигенович еще не представился?
– А кто это?
– Боже мой, значит, ты еще невинен. Арик Аборигенович заведующий труппой. Наверное, мается уже, горемычный, в хоромах репконторы, ждет не дождется тебя с объяснительной запиской.
– Он что, татарин?
– Почему? Ах, нет. Вообще-то папу его звали как-то по-другому, но в театре уже никто не помнит – как. Все его испокон веку зовут Арик Аборигенович. Он откликается. Ладно, у нас еще будет время поговорить о нём. Я очень голодна.
После обеда она потащила его в химчистку. Из химчистки они зашли в магазин. Оттуда в прачечную. Из прачечной в библиотеку. Из библиотеки в Дом культуры, где Артемьева вела кружок, и уже оттуда, когда совсем стемнело, поехали в общежитие.
VII
Общежитие находилось в «хрущобе» прямо против железнодорожного вокзала. Когда-то к вокзалу примыкал целый район частных построек – с садами, огородами, пыльными узенькими улочками и курами на проезжей части. Теперь дома снесли вместе с яблоневыми и вишневыми деревьями, кустами сирени в палисадниках и старыми тополями, пылившими весной цепким белым пухом, и понастроили на открытой площадке серые пятиэтажные коробки, вперемежку поставленные друг к дружке фасадами или торцами.
– Хорошо