Жизнь ни за что. Книга вторая. Алексей Сухих

километрах в десяти от устья реки Суры. Сура впадала в Волгу с другой стороны. Высокие правые берега Суры и Волги образовали гору. И городок Васильсурск, разместившийся на ней, высвечивался в лучах заходящего солнца неприступной крепостью. Место напоминало соединение Волги и Оки в Нижнем Новгороде. Только кремля не было. Левый берег Волги был низким, заливным на многие километры, заросший смешанными лесами, скрывавшими бесчисленными озёра и ещё более бесчисленные болота. Базовый лагерь организовался между длинным заливным озером до сотни метров шириной и бывшим островом на Волге. Остров стал полуостровом, так как протоку в нескольких километрах выше по течению замусорило, заилило и застило прибрежным ивняком. За бывшим островом текла Волга в километре от лагеря. И плыли по ней белые теплоходы. С теплоходов звучала музыка и в бинокль было хорошо видно счастливых путешественников без забот.

      Прекрасна река Волга. Нижегородцы отдыхали на Волге от Чкаловска до Васильсурска. Отдыхали, когда не было баз отдыха. Отдыхали, когда баз было мало. Отдыхали и тогда, когда баз стало достаточно. Всё было просто. Выбирала компания или группа или пара место, ставила палатку, забрасывала удочки и кайфовала. Бандитов и всякой мрази почему-то не было. И можно было без боязни жить вдвоём или с детьми, наслаждаясь свободой, гордясь добычей, чувствуя себя добытчиком, защитником и вообще мужчиной.

      Всё стало уходить с начала непонятной перестройки. И окончательно ушло после падения Советского Союза. Появляться на реке без подготовленной защиты стало не позволительно. Пропадёшь, и искать никто не будет. Берега всё больше и больше становятся собственностью и огораживаются. И скоро в лес за грибами будет выехать невозможно. Частная собственность наложит лапу на всё и оставит остальным свободу не быть нигде, не быть никем, не быть ничем. Даже уход из этого мира стал таким накладным, что беднякам, а их как-никак девяносто процентов, приходится с рождения откладывать деньги на мало-мальски приличные похороны без попа и оркестра. А у капитализма кризисы, дефолты в арсенале средств на облапошивание непонятно зачем размножающегося и живущего контингента тружеников, обрабатывающих и обслуживающих хапуг и государственный аппарат. И пропали все накопления на чёрный день! И снова приходится труженикам терпеть. Но как только общество подойдёт к границе, за которой цена терпения и жизни сравняется, снова настанет время, когда люди скажут, что терять им нечего, кроме своих цепей. И понеслось… Как это регулярно повторяется в мире и ничему никого не учит..

      Почему хапужные люди этого не понимают? Заблуждение простаков, что не понимают. Для Сугробина всё было ясно с первых размышлений об устройстве мира, и выявления первых непонятностей строящегося социализма. Он знал, что хапужные люди не глупы и всё понимают. Но они знают, что жизнь коротка и надеются, что в срок их жизни месть униженных их не коснётся. И ещё хапуги, завоеватели, властители мира уверены,