Немного погодя он, возвращаясь к своей излюбленной мысли, сказал:
– В общем, красота есть повсюду. Не то чтобы ее недоставало глазу, скорее это глазу недостает умения уловить ее.
Красота – это характер и выражение.
А наиболее характерное в Природе – это человеческое тело. Его сила или грация пробуждают самые различные образы. Временами оно похоже на цветок: изгиб торса подобен стеблю, улыбка, груди, лица, блеск волос – раскрывшемуся цветочному венчику. Временами тело подобно гибкой лиане или кусту с тонкими упругими ветвями. «Только завидев тебя, я вспомнил, – говорил Одиссей Навзикае, – в Делосе – там, где алтарь Аполлона воздвигнут, – юную стройно-высокую пальму однажды заметил»[69].
В другом случае тело человека, выгнувшегося назад, подобно пружине, прекрасному натянутому луку, с которого Эрос пускает свои невидимые стрелы.
Еще тело может уподобиться декоративной вазе. Нередко я усаживал натурщицу на землю и просил ее повернуться ко мне спиной, вытянув ноги и руки вперед. В этой позиции, когда виден только силуэт спины, утончающийся к талии и расширяющийся к бедрам, тело вызывает в воображении образ вазы с изысканным изгибом, амфоры, которая содержит внутри будущую жизнь.
Человеческое тело – это кроме всего зеркало души, и в этом источник его величайшей красоты.
О женское тело, прекрасная глина, о чудо,
В тебя проникает великое таинство Духа,
Тебя, вещество липкой грязи, и тины, и ила,
Сумел замесить он, незримый, искусный Создатель.
Оттуда душа сквозь покров яркий свет проливает.
В той глине мы видим ваятеля дивного пальцы,
Божественна грязь, что влечет поцелуи и сердце,
Святая она, и любовь торжествует победу,
Манит она душу к таинственной прелести ложа.
И сам ты не знаешь, себя вопрошая в волненье,
Не мысль ли то сладостное наслажденье
И можно ли, если горит естество,
Объять Красоту, не объяв Божество!
Да, Виктор Гюго[70] отлично понимал это. То, что в человеческом теле притягивает нас больше, чем столь прекрасная форма, – это внутреннее пламя, которое, кажется, просвечивает сквозь сосуд.
Глава VII
Душа некогда и теперь
Несколько дней назад я отправился в Лувр вместе с Роденом, который шел туда посмотреть бюсты Гудона. Мы приблизились к «Вольтеру»[71].
– Какое чудо! – воскликнул мэтр. – Это олицетворение насмешки.
Взгляд