Эту операцию делает 3–4 часа бригада из 9 хирургов и врачей иных специальностей. Итак, 21 июля мне сделали операцию АКШ без каких-либо осложнений. Хирург поставил 4 шунта, анестезиологи и реаниматоры без проблем вывели меня из наркоза, утром следующего дня меня из реанимации на 2-м этаже подняли в отделение на 6-м этаже. Через день, утром 23 июля, моя сиделка Валя Шейн на коляске повезла меня в перевязочную для извлечения трубочек дренажа, через которые отсасывалась накапливаемая в прооперированной полости жидкость.
Извлекать дренажи пришел сам хирург. Он ножницами перерезал нитки, крепившие дренажи к телу, извлек их… и из отверстий вверху живота, из которых только что извлекли трубочки дренажей, толчками хлынула кровь. К животу прижали ванночку, и кровь в ней быстро прибывала. Повисло молчание; молчал хирург, молчала стоявшая за моей спиной и придерживавшая меня сзади медсестра.
– Вы меня что – промываете? – задал я глупый вопрос.
– Нет, – ответил из-за спины очевидно встревоженный голос медсестры.
У меня закружилась голова, я сообщил об этом, хирург скомандовал положить меня на стол, медсестра придержала меня, когда я опрокинулся на спину. После этого я потерял сознание.
Далее я пришел в себя, когда умер и находился в состоянии клинической смерти, но именно об этом я и пишу статью, поэтому вернусь к этой теме в конце работы.
В конечном итоге я начал приходить в себя как обычно после операции – когда меня выводили из наркоза. В самом начале, как и после первой операции, я ничего не видел, но, в отличие от первого раза, когда ничего не болело, сейчас очень сильно болело то, что мы считаем и называем сердцем, – область под левой частью груди. Говорить я не мог, да и не пытался, поскольку из опыта первой операции знал, что в трахее у меня трубка и она не дает мне продувать голосовые связки. Я попытался приподнять ноги (они действовали), но, видимо, они были под одеялом, и на это шевеление никто не обратил внимание. Руки мои были привязаны к боковинам реанимационной кровати бинтами, но кисть была свободна, и я средним пальцем правой руки начал ритмично бить по боковине. Тут же возле меня раздался голос:
– Он хочет нам что-то сказать! – И после некоторой паузы прозвучал вопрос, адресованный мне: – Вам больно?
– Да! – Я ударил пальцем вертикально.
– Болит грудина? – тут же попробовал догадаться спрашивающий.
– Нет! – Я покачал пальцем горизонтально.
(Дело