– Именно так. Потом надо читать определённое «правило» – в молитвослове отмечено. Исповедаться и на голодный желудок причаститься, – сколько Вера ни пробовала подруг со школы, а позже с института затянуть в храм для таинства, не получилось – дела, учёба, «спать охота», а тут взрослый, с вредными привычками, и вроде не боится пока.
– В детстве, помнится, было легче.
– Так то в детстве!.. Ох, я осмелела, давай, потанцуем, – душенька возликовала от его согласия, и не важны стали собственные косолапость с отсутствием слуха.
Они пошли. С Глебом танцевалось естественно легко и приятно, от него пахло табаком, древесным парфюмом и ещё чем-то едва уловимым, непонятным, волнующим. У Веры замерло сердце, неожиданно совершенно провокационно захотелось, чтобы он её поцеловал. Только бы не догадался, а то смотрит прямо в глубину крамольных мыслей своими «пронзилками», как назвала она для себя его красивые глаза, да ещё уголок рта слегка подрагивает совсем близко. Видно, из неё плохая партизанка или из него хороший разведчик, потому что, когда вышли из ресторана, Глеб притянул к себе, глаза в глаза читая желание, и медленно, будто боясь спугнуть, поймал губами губы. Сердце затрепыхалось, и Вера обречённо поняла: кроме Глеба, ей никто не нужен. Он не стал напирать, сам прерывисто вздохнул, взял за руку, крепко сжал:
– Ве-ера-а, я тебя люблю…
Она стояла, не в силах собрать себя в одно целое и только прошептала: – Отвези меня в общежитие, пожалуйста.
Ехали молча: Глеб, пытаясь смотреть вперёд, Вера – остудить щёки, и оба растерянные предъявленными правами сердец. Уже выходя из машины, девушка спросила:
– Меня же затеребят – видели, как я с тобой уехала. Что отвечать?
– Что хочешь, моя репутация тухлая – скажи, домогался тебя, а ты, гордая, прекрасная, отвергла пакостного ухажёра, – улыбнулся.
– Именно так и скажу, – он шутил, а она серьёзно!
– До завтра, любимая.
– Глеб, я не готова стать твоей любимой. Я… боюсь, – Вера среагировала сразу, без паузы; пусть так, зато честно.
– Меня или новой жизни?
– Другой… жизни.
– У тебя есть время набраться храбрости – я появлюсь в Питере только через месяц…
Небо растает в безликом пространстве,
Нас не достанет рука человека.
Мы забываемся в созданном танце,
Светом луны и объятием согреты.
Тёплые пальцы касаются нежно,
Ступни стоят на прозрачной ступени,
Танец ведёшь ты легко и небрежно,
Дальше от грустной и давящей тени.
Ночью глубокой предательски тихо,
Мы ведь одни в этом небе остались.
В жизни один нежелательный выход,
Мы перед ним, наконец, повстречались.
Танец закончен, желание снято,
Больше