Предчувствуя необыкновенную вкуснятину, я первым раскусил лоснящийся и такой желанный стручок и тут же задохнулся от жгучей боли. Реветь я умел, если была причина. Но умел и терпеть. Сейчас же вытерпеть было невмоготу: язык, весь рот пылали огнем. Чуть ли не сразу защипало глаза, нос – все лицо. Ваня тоже захныкал, но он, увидев, что творится со мной, не успел раскусить стручок, лишь слегка куснул и тут же стал отплевываться и, конечно же, размазал слюну по лицу. Мама не знала, что делать, только платком утирала наши слезы да приговаривала, утешая: «Потерпи, потерпи, Алеша, все пройдет». На выручку поспешил дед, он принес ломоть хлеба, дал нам по корке – пожевать, а мякишем стал тереть мне лицо. Кажется, полегчало. Может быть и потому, что корки были пахучие, очень вкусные. Потом долго деревенские остряки посмеивались над нами: «Что, Алеша, жалко было бабушку? Неужто нет? Тогда чего ж ты плакал громче всех?» Думаю, тогда мне только—только исполнилось года три – три с половиной…
Мама брела, не чуя ног, спина перестала ныть, плечи совсем задеревенели. Мешок не давал распрямиться, что и к лучшему: дорога была не ровная, а в темноте и вовсе еле различима. Если бы не снег по сторонам, ее вообще нельзя было различить. Когда силы, казалось, совсем иссякали, читала молитвы. «Вокруг темно и в глазах темно, а я всё иду и иду, – рассказывала мама, – ни зверей не боюсь, ни людей, главное, не споткнуться бы, не упасть. Чувствую, сейчас не поднялась бы».
Поднялась бы, как не подняться?! Дом, считай, рядом, это радовало и заставляло сердце сжиматься в комок от мысли: как там, дома, ведь уезжала на сутки, и вот уже третьи на исходе. Небось, все голодные… А то, не дай Бог, еще что хуже могло случиться. Толя обещал за ребятами смотреть. Старается, за отца остался, да сам еще нуждается в догляде, всего-то тринадцатый год доходит. На свекровь надежды мало. Честно говоря, после одного случая мама попросту не доверяла ей. Живет и пусть живет, все-таки свекровь, ее почитать надо. А та и сама не проявляла инициативы – ни в доме прибрать, ни супу или каши сварить даже не бралась. С нами водилась, можно сказать, по нужде: мама после родов не долго отдыхала, такой разврат не допускался колхозным распорядком: два—три месяца покормила младенца – будь добра принимайся за работу. Вот бабка Катюха и оставалась с нами. Хотя у нее самой было двое детей – сынок Санёк и дочка Рая, нянчить детей она не научилась. Ваню так занянчила, что у него на спине образовалась шишечка – небольшая,