Ян уже было начал разворачиваться, чтобы позвать на помощь, но передумал – видимо, решил, что пока бегает за помощью, парень может просто упасть и разбить голову о раковину. Медленно подошёл к уже пунцового цвета Шону и протянул руку к его предплечью.
– Чувак, ты в норме? Может, позвать…
Как только кончик пальца дотронулся до руки Шона, тот резко отпустил раковину и растопырил пальцы, всё так же напряжённые и скрюченные.
Их било дрожью, словно это руки человека с сильной формой артрита, и Ян практически ощущал ту невероятную боль в руках парня. Взгляд было невозможно отвести от пальцев, выглядящих не как часть человека, а как кончики веток какого-нибудь высушенного кустарника.
Но Яну пришлось, потому что он ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Он поднял голову и встретился глазами с Шоном. Лицо смотревшего на него выглядело совершенно не умиротворённым: глаза были широко открыты, зрачки расширены, и на белках можно было чётко рассмотреть сеточку лопнувших сосудов. Кровь отхлынула от щёк, и цвет лица стал совершенно не человеческим. Щёки стали бледными, даже отливали синевой, лоб, губы и шея были красными и опухшими.
Парень стоял напряжённый, словно струна, оставаясь в той же позе, только вытянув вдоль тела руки, растопырив пальцы и повернув голову на бок в сторону застывшего первокурсника. Было совершенно ясно – ему невыносимо больно.
Пунцовые губы медленно начали открываться и вытягиваться вертикально, пока не растянулись до максимально возможного для человека, так что на уголках губ начала трескаться кожа, а из глотки начал вырываться звук. Можно было подумать, что это был крик, но нет – это был тихий хрип, близкий к звуку разрезаемого канцелярским ножом пенопласта.
Как будто вся влага и слюна высохли во рту и глотке Шона, словно всё горло покрылось трещинами и засыпалось песком. Он очень хотел кричать, но мог только издавать этот омерзительный звук, от которого Ян отшатнулся и даже закрыл уши руками.
Как будто всё то время, что он стоял у раковины, в нём копился сгусток боли, а нервные окончания не реагировали на посылаемые сигналы, и он не ощущал того, что с ним происходило. А сейчас, в один миг, он почувствовал всё, и огромная волна острой боли наполнила всё тело. Казалось, что дальше уже некуда, и человеческое сознание не сможет выдержать такой удар, но ощущения не становились меньше, а только нарастали, пока не дошли до критической точки, не оборвав сознание Шона, которое решило сбросить все предохранители и отправить его в спасительную темноту обморока.
После такого потрясения многие бы остались в бессознательном состоянии как минимум на пару дней, но не Шон.
Несмотря на внешность худого и долговязого парнишки, никак не тянувшего на свои двадцать лет, он отличался потрясающим физическим здоровьем. Он пришёл в себя практически