Повариха в ответ всплеснула руками и ласково потрепала Лео по волосам:
– Счастье-то какое! Пусть Бог услышит наши молитвы и Мастеру понравятся твои работы.
– Всем, всем богам молитесь, Валентина! – сказал, улыбаясь, Лео и хотел уже удалиться, но в комнату, громко и часто дыша, влетела Диана. Она сделала знак глазами, чтобы он вышел.
– Лео, я не знаю, во что ты там играешь с этой рыжей лисой, но я зашла сейчас к ней в комнату, а она лежит на полу возле кровати и, по-моему, мертвая.
Лео закашлялся от неожиданности и, не веря своим ушам, схватил Диану за плечи, угрожающе зашептал в ответ:
– Такими вещами не шутят, Ди, что ты несешь?
– А я и не шучу. Я хотела с этой Камиль обсудить слежку за девочкой, ты же мне отказал! Захожу, а она не реагирует. Прежде чем вызывать скорую, я решила предупредить тебя, потому что видела, как ты вечером собирал пыльцу с цветков японского сипу.
Лео не дослушал объяснений Дианы, он ринулся в кабинет отца, зная, что у него в шкафу хранились лекарства от аллергии для матери, которая страдала сенной лихорадкой. Схватив бокс со шприцами и двумя ампулами, помчался в комнату Камиль, по пути попросив дворецкого пригласить семейного врача:
– Срочно звони доку! Слышишь, Фил, срочно! Пусть мчит на всех парусах.
Заскочив в комнату Камиль, Лео на какое-то мгновение остолбенел от ужаса. У кровати, раскинув руки и неестественно согнув правую ногу, лицом вверх лежала Камиль в расстегнутом шелковом халате. Ее густые яркие волосы ореолом рассыпались вокруг головы, глаза, обрамленные серыми кругами, были закрыты, а распухшие потрескавшиеся губы приоткрывали линию плотно сжатых зубов.
Юноша вначале позвал ее по имени, но реакции не было, тогда он присел рядом на корточки и дотронулся до руки, потом до лица. Все было холодное, как лед. Страх стал пробирать его до костей, но не лишил способности здраво мыслить. Он просунул руки под ее тело и, бережно подняв, положил на кровать, укрыл одеялом.
Лео ни разу не держал шприц в руках и вообще не терпел все, что связанно с медициной и лекарствами. Когда отец стал настаивать на том, чтобы он занялся наукой, а именно фармакологией, юноша наотрез отказался, заявив: все, что касается болезней, вызывает у него панический страх и отвращение. Но сейчас Лео повел себя как сын своего отца. Много раз наблюдая, как Лев-старший делал уколы матери во время приступов удушья, он вскрыл ампулу и, набрав в шприц ее содержимое, ткнул иглу куда-то в предплечье Камиль и, медленно нажимая на поршень, ввел лекарство. И только потом почувствовал, как предательски задрожали его сильные руки, как застучала в висках кровь и неприятно закрутило в животе.
– Ну же, Камиль, открывай глаза. Умереть мне назло – это по меньшей мере глупо, – произнес