Ощущение особой, благостной тишины окутало меня.
Было совершенно ясно, что келью посещали часто.
Здесь подолгу молились…
Не знало, сколько времени я провел в обнаруженной церквушке, но покинул ее с твердым намерением не говорить Амвросию о своем открытии – если он не счел возможным привести меня сюда, значит, это место должно оставаться в тайне…
Тогда я не знал, что наступит время, и сила, веяние которой я ощутил в этой бедной пещерной церквушке, властно позовет меня.
И я откликнусь на этот призыв!
Бродил я и по берегу моря, собирая плавник – обломки дерева, выброшенные волнами. Иногда волны выбрасывали предметы из другого мира, существовавшего в неведомой дали, – пустые бутылки, пластмассовые коробки, поплавки от рыбачьих сетей.
Амвросию не нравились мои походы на берег – он словно ревновал меня к морю или боялся, что вода снова причинит мне зло. Он не отвечал на мои вопросы – не открывал тайны «морского имени», делал вид, что не понимает, о чем я спрашиваю. Не удалось мне узнать и названия страны, в которой мы находились, и даже названия приютившей нас горы. Не знал я также, сколько времени прошло с той поры, как Амвросий нашел меня на берегу.
Я расспрашивал старца о ближайшем людском поселении, интересовался, известны ли моему спасителю такие блага цивилизации, как телефон, телевизор, газеты. Моя память сохранила образы-воспоминания обо всех этих предметах. Но Амвросий лишь отрицательно качал головой: либо не понимал, о чем идет речь, либо даже не знал о существовании интересовавших меня вещей.
Порой я сердился, и тогда Амвросий успокаивающе клал одну ладонь мне на плечо, а другой водил вокруг, укоризненно повторяя:
– А-ан-тро-о-пос! А-ан-тро-о-пос!
«Посмотри, какая вокруг благодать, – как будто говорил он, – чего же тебе еще надобно?!»
Как мне было втолковать ему, что все вещи на свете имеют названия, имена, но большинство этих названий выпали у меня из памяти или вовсе никогда не были мне известны…
Однако мир Амвросия не был настолько замкнут, как мой.
Ведь где-то он берет и овощи, и рыбу!
Кроме того, я никогда не видел, чтобы он пек пресные лепешки на камнях нашего очага, а они появлялись на нашем столе постоянно. Когда одолевавшее меня любопытство достигло предела, я решился проследить за монахом, ежедневно отправляющимся на прогулку.
Я дождался, когда Амвросий исполнит утренние молитвы, возьмет плетенку и покинет пещеру. Выждав некоторое время, я выскользнул наружу вслед за монахом. Его уже не было – видимо, успел обогнуть скалу и отправился