– Чудесно, моя Тирца, просто чудесно, – с воодушевлением произнес ее брат.
– Песня? – спросила она.
– Да, но и певица тоже. Мотив, полагаю, греческий? Где ты его услышала?
– Помнишь того грека, что выступал в театре прошлым месяцем? Говорят, в свое время он хотел стать певцом при дворе Ирода и его сестры Саломеи. Он выступал сразу после представления борцов, когда шум еще не улегся. Но при первых же звуках его голоса все сразу замолчали, стало так тихо, что я слышала каждое его слово. Так вот это его песня.
– Но он пел по-гречески.
– А я переложила на иврит.
– Ну что ж, я горжусь моей маленькой сестричкой. У тебя есть еще что-нибудь столь же чудесное?
– И очень много. Но довольно об этом. Амра послала меня сказать тебе, что она принесет завтрак, и тебе не надо спускаться вниз. Через пару минут она придет. Она думает, что ты заболел – какой ужасный случай произошел с тобой вчера! Что же это было? Расскажи мне, и я помогу Амре вылечить тебя. Она знает много всяких снадобий египтян, которые всегда были на редкость глупы по этой части; но у меня есть арабские рецепты…
– А арабы были еще глупее египтян, – закончил он за нее, покачав головой.
– Ты так думаешь? – ответила она, подняв руки к своему левому уху. – Ладно, мы не будем иметь с ними ничего общего. У меня есть кое-что понадежнее и лучше – амулет, который когда-то, очень давно, дал одному из наших людей персидский маг. Вот, посмотри, слова, которые были вырезаны на нем, почти совсем стерлись.
С этими словами она протянула ему серьгу, которую он взял, бросил на нее мимолетный взгляд и тут же вернул сестре.
– Даже если бы я умирал, Тирца, я не смог бы использовать этот талисман. Это ведь пережиток идолопоклонства, запрещенный всякому правоверному сыну и дочери Авраама. Возьми и никогда больше не надевай его.
– «Запрещенный»!