Его неизбывные грезы с горькой капелью в гортань таили, как и смакования спонтанного акта с баронессой, которая скоро разнесет домыслы, о квелости его гордости. Но сейчас, перед его затуманенным взором предстала иная картина. На ней средь потемок затемненного гардинами декора застал прошлый владелец достопочтенной крепости. Дивелз с известной не вытираемой щедростью, радушно подарил ему картину из своей наживной коллекции, так как он никогда не мнил зазорным свои двойственные корни, чтя историю и людей, и своих режущих слух и глаза свите в замке предков эльфов. Долговязый стройный, худощавый остролицый снежнокожий эльф, с белокурыми тонкими ниспадающими до закованного в приталенные латы сухопарого торса волосами, зрел на полуобнаженного Джоаля, с длинным угловатым мечом с витиеватой под лианы изогнутой рукоятью, способным перерубить любого латника, королевской стражи, так как их мечи имели небывалую стойкость при выковке, а заточка казалась, создана, для прорубки гротов. Его тонкая, но тесно облегающая броня с нагрудником в скани шипастых цветов скрывала все его тело, а дегтярно-черный окрас с небольшим эффектом преломления зноя, от анемаи, пестрил, чем создавал неотвратимый эффект присутствия. В его почти, что янтарных лупоглазых зеницах под стать сердоликам, был, ощутим статный упрек, а в левой руке обитал его вытянутый расписной серебристой филигранью по бокам шлем, с выбоинами для глаз, и стрелкой ложбинки накостника, и углублений для длинных ушей, а окраина латунного шлема, будто помадкой выходил вверх острие, и поминая схожие портреты в алых витражах Джоаль как пронзенный молнией и опамятовался.
– Прием!.. – не успел он сорвавшимся возгласом взвыть, утрачивая и без того тусклую краску с гладких меловых щек выпучивая незримые в полумраке очи, как уже прянул с измятой минувшей борьбой пары койки и, запутавшись в одеяле, грузно спал на пол. В овладевшей с ознобом на закорках спешке он все ещё обитав в темени его обители натянул свое щегольско-пышное одеяния поверх набежавших бусинок стылой испарины, и, накинув круглый куаф, пригнутый набекрень, растворив дверь на отлет, и перебирая одеревеневшими ногами с гулом по пустым потернам замка, не помня себя с остро сосущем под ложечкой чувством, галопом помчался прочь из навстречу к властной тете, и с сверх того влиятельного дяди.
2.
Неприемлемые разнузданные страсти у столов поутихли. Кушанья больше не сношались между собой, а с пиететом,