− Лугов не только про Петрова говорил, но и Демидова упоминал. Сказал, что я, якобы, ему дурную весть принес.
− Чтобы такое сказать, даже информацией владеть не нужно. Корреспонденция нередко ему приходит и, сдается мне, не самого приятного содержания. Он ведь служивый человек. Сын Демидова, кстати, тоже по его стопам пошел, в Чечне сейчас… Про него, может, какая-то информация. Получается у Демидова с государством своего рода роман эпистолярного жанра.
− Спасибо за такой содержательный ответ. Разрешите идти? – спросил Палладинов.
− Ступай, – сказал Семенов и, пуская круги дыма, подошел к окну.
Разобравшись с бумагами, ответив на кучу вопросов коллег, Виктор пошел на остановку. Через некоторое время он наконец-то был дома. Там его встретила жена Саша. Поделившись с ней всем произошедшим за последние два дня, он поужинал, принял душ и лег спать. Но вместо снов в голову лезли только мысли о Петрове, будущей «встрече» с Демидовым, о трех парнях, стоявших на вокзале Плесецка, и Иосифе Соломоновиче: «Как он себя назвал? Провидение, кажется. Что это вообще значит?» − и тут догадка осенила его: «Ведь люди могут бороться не только против моей, фельдъегерской работы, но и помогать ей. Иван Матвеевич сообщил обо мне Лугову, о дальнейшем моем пути догадаться было несложно, ведь когда я покупал билеты, на вокзале были люди! Обогнув железнодорожную станцию на машине, Лугов подсел на следующей станции и выложил мне все: где сходить, где остаться на ночь. Все гениальное просто…» Виктор не заметил, как уже стоял у окна своей многоэтажки и смотрел вниз на ночной город. На улице медленно проезжали машины, когда такой снегопад лучше никуда не торопиться. Снежинки, словно крупицы муки, летали в воздухе, плавно ложась на крыши домов, автомобили и головы прохожих. Особенно много снежинок видно под горящими фонарями. Они летают около светильников, как гнус летом, не зря снег называют белыми мухами. Укутанные снегом четыре сосны стоят у входа в научно-производственное объединение, находящееся напротив дома Палладинова. Они стоят под снегом и ждут, когда хозяева квартир понесут их младших собратьев, отживших свою короткую новогоднюю жизнь, на помойку. Из окна не видно дальше одного километра, и за этой снежной пеленой, словно звезды в синем небе, лишь различимы рекламные вывески и придорожные фонари, а фары движущихся вдалеке автомобилей напоминают космические корабли. Одна вывеска прямо напротив его дома, периодически моргая, как елочная гирлянда, созывает всех людей зайти и купить цветы. В некоторых окнах стоящего напротив дома горит свет. Где-то теплый, а где-то холодный. Наверное, как и атмосфера, царящая внутри. Каждое окно − это обособленная, не похожая на другую, жизнь, которая через небольшой прямоугольник, будто экран телевизора, транслируется