Бесконечность безумной ночи.
Спи Юпитер, сожравший свои города,
Это варево скорби лечит тебя,
Этот воздух опухший от криков и слёз,
Мёртвых, трупных выдохов звёзд,
Утопающих в месиве дня.
«Он приходит как слон…»
Он приходит как слон,
Увидевший мышь.
– Ш, ш, ш, ш,
– Я сплю.
Кричишь ты ему.
Он бьёт своим лбом
О бетонный пол
И шепчет: – Я слышу тебя.
И ты умираешь
Со спокойной душой,
Не смея закрыть глаза.
«Я синим мрамором плечей твоих разбужен…»
Я синим мрамором плечей твоих разбужен
И вскрыт мой череп бритвой твоих глаз,
Мой бездыханный труп в тисках твоих задушен
И адским пламенем в ночи
Сверкает твой дряхлеющий алмаз.
«Тропою гусениц…»
Тропою гусениц,
По следу носорога
Я отыщу тебя
В лесах седой тайги,
И знаком будет мне
Последняя охота
И флагом будут
Твои грязные трусы.
Я разорву глазами твоё тело
И разбросаю прах его по пням
И вознесусь как звёздочка на небо
И выпаду росой к твоим ногам.
Ты цветом маковым
Поклонишься мне в пояс
И влагою напьёшься до пьяна,
И нас на свете будет уже двое
Не только ты, не только я.
«Не смея увидеть в твоих глазах страх…»
Не смея увидеть в твоих глазах страх,
Я пройду мимо веток, держащих твои уста,
Я напою с ладоней каждый твой лист,
Я омою каждый твой куст
Перед тем, как сжечь и когда
Последний уголёк слетит с твоих плеч
Я лягу в гроб и закрою глаза.
«Я помылся, стал ли я чище…»
Я помылся, стал ли я чище,
Ты пернатая, дикая тварь
Угости меня порцией яда.
Припадая к твоим ногам,
Я смеюсь над собственной тенью.
Она плачет над телом моим вознесясь.
Моё Я за бетонною дверью
Распласталось на ржавых гвоздях.
Третий глаз я замазал слюною,
Чтобы спрятаться в радуге сна
Я достал до небес звуком флейты,
Моё тело примет земля.
И пробьёт мой росток в толщу грязи,
Из земли вознесясь до небес
И взойдёт моё алое солнце
И уже не погаснет вовек.
«Цветёт моя бузина…»
Цветёт моя бузина,
Не сладка и не горька,
Не песен и не стихов,
Не ягод и не цветов.
Лишь смерть подходит к ветвям
И сушь подползает к корням.
Растёт моя бузина
Средь падали и воронья
И орошая слезами её
Я тоже цвету как она.
«В канаве солнце грелось…»
В канаве