…По веткам черным в черном ночи, лишь слышит слух гортанный шепот червей червивых черных. Ночью. Иль это ты крадешься с лаской, в глазах забыв упрятать угли. То кровь иная. То кровь разорванной гусеницы, в чьем чреве спит мертвая бабочка. Немеют губы от прикосновенья. Как льдинка. Во тьме роятся опавших листьев тени. Немая дева в венчальном убранстве. Саван. Глаза закрыты. Два черных ворона – губы. Их шелест крыльев едва услышать. Подбитый вишней лежит калека. Когда-то плакал. Теперь без звука. Без слова-имя, без взгляда-духа.
Укрыли листья пятно вина на мраморе фонтана. Ползет слезою тень, сном птиц убитых. Забудь… Забудь… пусть пусто будет – нет мест для раны… забудь… забудь… ведь всё обманы… всё – сон… усни… усни…
Спи спокойно, Антон Львович.
СОН АНТОНА ЛЬВОВИЧА
УлЯнэчко, Улянэчко,
Прыплынь, прыплынь до ВанЕчка.
Прыплынь до мЕне,
Ты, рыбонька мОя.
Спивають дУды, як грома гУды.
То губы лЯнуть мои до тЕбе.
Як ричка лынэ,
То мое сэрцэ шукае тебе.
Ванечка дуды.
Ванечка гуды.
ШепОтять губы.
Вода – Уляна.
– -Напейсь.
Напейся.
Сверкнуло острием стрелы.. Блеснуло лезвием бритвы.
Всполохи. Всполохи.
Удар молота плющит череп. Сыплет перхоть на плечи – курганы.
Горло разорвано звуком. Орет оно немо песнь о жизни.
И бабочки вьют петли – нити судьбы над водою.
Встревожат душу ночные ведьмы. Закружат в омут. Взволнуют сердце.
Их заметил Антон Львович, просыпаясь в томном пуху подушек.. И думая —
нет – не думая – о тихом бреге: где след молчанья оставил слёзы,
средь преткновений колен, упавших – мнилось ему.
Сверкнула лимбом молния. ОчЕртив чернь средь ясных ликов.
Но уже проснулся, проснулся – и все же – проснулся – пытается
– Антон Львович.
На простыни дева лежит, извиваясь.
В движении немо едва творима. Но чует вздохи о жИвой плоти.
И мякоти яблока в зубы кусают, и липнутся в губы, и сОчатся соки.
А ведь утро уже.
Краснолицее зерцало на белесом обветшало.
Скоро весна. А пока еще лёжнем лежит на торте неба снега крем.
И собак еще выгуливают по утрам.
И бегают