Закончили работу уже ближе к восьми вечера. Искупаться сегодня уже, вероятно, не получится, но прогуляться по набережной под свежим вечерним ветерком стоит. Зашли на пляжную зону. Я скинул свои туфли, и ступни ног сразу почувствовали свободу. Как-будто в благодарность от организма появилась лёгкость во всём теле несмотря на то, что ноги глубоко проваливаются в песок. Педро, двигаясь за мной, заворчал на меня, что завел его в непролазные и сыпучие пески, но затем также решил разуться. Не дожидаясь ворчуна, я как линейный корабль быстро двинулся дальше по пляжу. Недалеко от парапета набережной слышу какую-то возню и приглушенные звуки. Звуки исходят от теневой части стены, отделяющей пляж от набережной. Решаю подойти ближе. Приглядываюсь, в темноте мелькают тени. Высокий, даже несколько долговязый мужчина и рядом с ним женщина. Он пытается схватить ее за руки с явно неприятными для нее намерениями. Она отмахивается от него и, достаточно ловко изворачиваясь, вырывается из его длинных лап.
Остановился и молча наблюдаю разыгрывающуюся сцену. Наконец, участники этого действа увидели меня, прекращают свою борьбу и недоуменно смотрят, а долговязый, тяжело дыша, угрожающе так произносит:
– Тебе чего, марикон11 . Дуй отсюда, пока тебе ноги не переломал.
– Да, мне, собственно, ничего не нужно. Я смотрю просто. – оправдываюсь. Одновременно с разговорами медленно начинаю приближаться к ним.
– Слушай, – приблизившись совсем близко к парочке, говорю, – ты так ее не скрутишь, смотри, какая она ловкая и верткая. Давай я тебе помогу.
После этих слов долговязый и женщина, вытаращив на меня глаза, прекращают даже громко дышать и стоят как вкопанные. Подхожу вплотную к долговязому, беру его ладонь в свою. Он только глупо ухмыляется, глядя на меня, и не может понять, что это я делаю. Хватаю его большой палец, сгибаю на излом и начинаю крепко с большим усилием зажимать в своей ладони. Только после этого долговязый сообразил, что произошло, но уже поздно. Я все сильнее и сильнее сдавливаю его палец в своей ладони. От боли он начинает кричать благим матом и, извиваясь своим худым телом, приседает и падает коленями в песок.
– Ну что, урод, будем извиняться перед сеньоритой за причиненные ей неудобства или как? – спрашиваю его сердито. Долговязый продолжает извиваться на коленях и выть.
– Не слышу извинений. Может, сломать тебе твой палец? Слышишь, шпиль соборный!
– Да-а-а, да-а-а, сеньорита, простите меня за то, что я побеспокоил вас. Больше не могу, больно-о-о-о!
Выпускаю его палец из своих рук, и он, согнувшись от боли, кидается бежать. Отбежав на безопасное для себя расстояние, кричит: – я тебя еще найду и закопаю в темном месте, марикон.
В ответ я весело выкрикиваю в его сторону:
– Ну что ты такой грубый и невоспитанный? Разве можно так выражаться при даме? И почему это я марикон, вообще-то у меня традиционная ориентация. –