– Ты увлекся рыбной ловлей? – на секунду остановившись, спросил Вейренк.
– Нет, конечно. Я даже не взял с собой крючки и приманку, только маленькое свинцовое грузило, чтобы закидывать удочку в тех случаях, когда меня могут увидеть. Надо, чтобы это выглядело правдоподобно.
– Что вы задумали, комиссар? – спросил Меркаде, слышавший их разговор.
– Обеспечить себе свободное время, вот так. В маленькой деревне вроде Лувьека человек не может просто так куда-то деться. Но если вы сообщаете, что идете на рыбалку, все понимают, что вы хотите побыть в тишине, и оставляют вас в покое.
Все знали, что Адамберг любил гулять в одиночестве, чтобы ловить свои разлетающиеся мысли.
– Неплохая уловка, – сказала Ретанкур, поднимаясь в вагон. – Но что вы будете делать с рыбой, которую поймаете?
– Не будет никакой рыбы, Ретанкур.
– И как же вы это объясните?
– Скажу, что выпустил ее обратно в реку.
– Это будет выглядеть странно, – заметил Ноэль.
– Лейтенант, я вообще выгляжу странно. Это удивит их не больше того, что вытворяет Норбер де Шатобриан.
– Что именно? – полюбопытствовал Вейренк.
– Он каждое утро ходит в лес и собирает грибы, а поскольку сам их не любит, то раздает тем, кто их ест.
– Он чокнутый? – спросила Ретанкур, для которой в сфере психологии все делилось только на черное и белое.
– Ничуть. Может, эксцентричный, но скорее я назвал бы его любителем побродить, или помечтать, или сбежать подальше от людей, или все это вместе. Ежедневно собирать по утрам грибы – это способ скрыться от мира. Ведь этот человек, ко всему прочему очень милый, вынужден весь день выставлять себя напоказ перед толпами туристов, специально приехавших – в том числе из-за границы, – чтобы на него поглазеть и сфотографироваться с ним. Любой захотел бы сбежать от такого давления и связанного с ним дискомфорта.
– Он и вправду поразительно похож на своего предка писателя? – спросил Меркаде.
– Не просто поразительно – сногсшибательно. Это неразрешимая загадка. Я не стал заострять на этом внимание во время совещания, потому что остальных сотрудников это не касалось. Но вот портрет нашего великого писателя, написанный в 1809 году, – сказал Адамберг, передавая коллегам книжечку, подаренную ему Маттьё. – Здесь Шатобриану около сорока лет.
– Красавчик, – заметила Ретанкур.
– А вот фотография Норбера примерно в том же возрасте, мне ее дал комиссар.
Вейренк переводил взгляд с одного портрета на другой, онемев от изумления, как и его коллеги.
– Идеальная копия, – прокомментировал Адамберг. – Норбер, безусловно, потомок своего предка Франсуа Рене, но нетрудно понять, что такое сходство спустя много поколений