– Богиня, запишите меня на вальс, – просил он.
– Вас на какое время? – разрумянившись, спрашивала она.
– Навсегда! – отвечал он.
– Записываю, – хохотала она.
Потанцевать им не пришлось: неожиданно объявили тревогу, и она так никогда и не узнала, вернулся ли он из боя… артистам тоже пришлось не сладко… еле выбрались тогда…
Саша. Первая и единственная её любовь. Он тогда ещё сказал, что после войны найдёт её в театре, и чтоб она ждала его. «Навсегда». И она ждала. Или ей так казалось. Как давно это было…
Её одиночество не было тягостным. У неё были поклонники. Но всякий раз, когда она танцевала с мужчиной, она вспоминала тот не состоявшийся вальс, и Сашины черные глаза жгли её восторгом и преклонением. Мужское восхищение незабываемо. Это она теперь знала точно. Ангелина Петровна так и не решилась нарушить шутливую клятву, данную на линии фронта молодому лейтенанту… А в этом году уже семьдесят лет Победе!
– Вам что? – с вызовом спросила снова вышедшая из кабинета медсестра.
Ангелина Петровна засуетилась, доставая выписку из больницы и обрывок листочка, на котором было написано, какие обследования следует провести больной.
Медсестра фыркнула, чуть ли не оскорблённо:
– Что вы мне суёте? Вам должны были выписать направление. Поезжайте обратно. Пусть выписывают направление!
Медсестра вскинула голову и вернулась в кабинет.
– Как же это… обратно? – вздрогнула старушка, но её спина по-прежнему железно держала осанку. К ней повернулась барышня, сидевшая рядом на банкетке.
– Давайте посмотрим, – взволнованно затараторила она, – может, есть направление. Не могли же они его Вам не дать. Они же знают, что должны его выписать!
– Нет, – пролепетала Ангелина Петровна, – у меня только выписка и вот эта бумажка…
– Ну, как же так, не может быть, – всё повторяла барышня и перебирала листочки, надеясь среди них обнаружить несуществующее направление. Так и не найдя его как-то обречённо вернула всё хозяйке.
– Ничего, – сказала Ангелина Петровна. – Придётся ехать обратно. В больницу. Что ж поделаешь.
Старушка встала и медленно пошла к лестнице. Спина не выдала её разочарования. Только голову почему-то держать было трудновато.
Очередь молчала. Барышня с трудом сдерживала слёзы.
– А она, может, воевала, – сокрушённо выдохнул пожилой мужчина с больничным листком, – а я войну смутно помню, маленький был… в эвакуации…
***
Ангелина Петровна вернулась домой, решив не ехать в больницу. Не зачем путаться под ногами, вводить кого-то в расходы… Она не в обиде… пожила, грех жаловаться. Вот и девятое мая скоро. Победе семьдесят лет, а ей все девяносто. Зачем лечиться?
В головах жёсткого кабинетного диванчика, на котором всю жизнь проспала Ангелина Петровна, стоял узкий резной прикроватный столик под лампой. На нём всегда