Командующий армией лорд Ферфакс был в числе тех, кто не стал судить короля. Он до последнего верил – или делал вид, что верит, – что Кромвель и его полковники лишь оказывают давление на короля. Ферфакс просто умыл руки в этом деле. Когда на заседании суда его председатель сказал, что суд действует от имени народа Англии, женщина в маске на галерке крикнула: «Ни от половины, ни от четверти народа Англии! Оливер Кромвель предатель!» Этот голос принадлежал леди Ферфакс, жене командующего войском Кромвеля.
От чьего же имени и по какому праву действовал суд? На этом пункте и сосредоточилась ответная атака короля. Было известно, что король испытывает затруднения в речи, и поэтому никто не ожидал, что он будет активно вмешиваться в судебный процесс над собой же. У него не было адвоката, но он сказал: «Я разбираюсь в законе так же, как и любой джентльмен в Англии» – и доказал это. Он ни разу не попал в ловушку, пытаясь опровергнуть обвинения по существу, выдвинутые против него, а просто отрицал юрисдикцию суда и под свой отказ подвел такие общие основания: «Именно свободу народа Англии я и отстаиваю». Он утверждал, что если незаконный суд судит его, короля, то ни один подданный не будет в безопасности перед произволом правительства. Когда ему сказали признать, что он находится «перед судом правосудия», Карл ответил, криво усмехнувшись: «Я вижу, что передо мной сила».
Кто-то из отобранных судей заколебался, но Кромвель и еще 58 человек подписали смертный приговор, переданный трем офицерам – один из них, подполковник Геркулес Ханкс, сомневался в законности суда, – которые в последний момент ненадолго задержали казнь.
Король был по-своему так же религиозен, как и Оливер Кромвель, и легенда о его праведных приготовлениях к смерти – не выдумка сторонников Стюарта. Он считал, что его казнь – это божественное наказание за его слабость, когда задолго до этого он дал свое молчаливое согласие на требование парламента казнить своего министра – графа Страффорда. Представление Карла о «божественном праве» не исключало чувство его собственной погрешимости.
Сцена прощания короля со своими двумя младшими детьми нигде не была описана лучше, чем в сдержанном тексте мисс Веджвуд. Его тринадцатилетняя дочь Елизавета написала, что он сказал ей, что «простил всех своих врагов и надеется, что и Бог простит их, и велел нам и всем остальным моим братьям и сестрам простить их». И в конце добавила: «Потом он наказал нам всем простить этих людей, но никогда не доверять им».
Эту