– По экзамену-то что получил?
– Двойку, – помолчав, ответил Пашка, не сводя глаз с отца.
Мать вскрикнула и, схватившись руками за грудь, словно её ножом кольнули, из рук на пол посыпались очистки и семечки, запричитала, – Как же я людям об этом скажу? Как на работу пойду? У меня спросят… Постой, ты за отца мстишь? Обманываешь?
– Нет. Двойка. За крест поставили, – сказал Пашка, стараясь смотреть в глаза матери, пытаясь уловить прыгающие её зрачки, пытливо всматривающиеся то в один его глаз, то в другой.
– Какой ещё крест? – Вскричала мать. – Ты что, с ума сошёл?
Она схватила сына за волосы, повалила на пол и стала бить ладонями по телу и лицу.
– Ах, ты, гадёныш! Как же тебя из школы рассчитывать будут? Восемь лет ходил туда и всё насмарку – волчий билет! Куда ж тебя с «двойкой» возьмут, дурака? Ни в какую тюрьму, ни на завод, никуда не примут! Ах, ты, гад! Скотина! – приговаривала она себе в помощь.
Приёмная Пашкина сестра, дочь Пацканя, учившаяся в специальном интернате, в классе коррекции, для детей с заторможенной психикой, и по причине простудной болезни не поехавшая с интернатом на дачу, видя, как брата бьют, по-детски открыто радовалась, и издавала звуки «гы-гы», что было у неё вместо смеха.
Пытаясь уйти от побоев и как-то высвободиться, Пашка рванулся. Лидия Львовна ухватившись за рубашку, порвала её. Тут-то родительскому взору и предстал крест. Но, на Пашкино счастье, мать успела уже забыть, в чём был крест виноват, на всякий же случай, припоминая, что что-то нехорошее с ним связано, она сорвала его и вместе с цепочкой бросила на пол. Ей было не до креста. Её ярость получила новую пищу в лице разорвавшейся рубашки, за что она с новой силой на сына и накинулась.
– Праздничная! Белая! Она же одна у тебя. В чём к людям теперь пойдёшь? Убить, гада, мало!
Она схватила сына за волосы и, решив, что не совсем удобно бить сына в комнате, в которой лежит его мёртвый отец, потащила в другую, где в сопровождении бранных слов, избиение продолжилось.
Милка подобрала крест с цепочкой, осмотрела и то и другое, цепочку оставила себе, а крест отнесла на кухню и бросила в мусорное ведро.
Побив сына всласть, и устав от этого занятия, Лидия Львовна выпила водки и легла спать.
Пашка, смыл с разбитой губы кровь, вернулся в свою комнату и стал искать крест.
– Милка, крест не видела? – Спросил он сестру, заглянувшую в комнату.
– Видела, не видела – тебе не скажу – гримасничая, ответила она.
– Скажи, – слабым голосом попросил он. У сестры внутри что-то дрогнуло.
– Его мама в помойку выбросила, – сказала Милка и, разжав кулак, показала цепочку. Показав, тут же спрятала, опасаясь того, что брат цепочку у неё отнимет.
Пашка пошёл на кухню и отыскал свою пропажу. Отнимать у Милки цепочку не стал, обошёлся суровой