Дух. Евгений Данильченко

с непривычки и из-за этого постоянно бегали в санчасть. Но более всего солдаты страдали от холода. Не помогали ни ватные штаны, ни валенки, ни тулуп с варежками, выданные старшиной для уборки снега. Все чаще мы бегали в казарму греться. Настоящий отдых для солдат наступал только после ужина. Это было единственное время, когда мы могли заняться своими делами. Сняв кители и сменив тяжелые кирзовые сапоги на резиновые тапочки, солдаты бродили на казарме в поисках занятия. Телевизор смотреть не разрешалось, поэтому большинство солдат предпочитало сидеть в ленинской комнате и комнате отдыха, где можно было почитать газету «Красная звезда» месячной давности, поиграть в шахматы или написать письмо родным.

      Уже почти две недели в армии, а еще ни одного письма из дома ни я, ни другие солдаты не получали. Каждый день мы с нескрываемой надеждой смотрели на приходящего в казарму солдата-почтальона по прозвищу «Кабан». Но писем в очередной раз не было.

      Одиночество и тоска по дому усиливались с каждым днем, проведенным в армии. Грусть накатывала с новой силой. Все окружавшее меня казалось каким-то чужим, противоестественным. Но не так пугали меня бытовые условия, как нехватка нормального общения с нормальными людьми. С каждым днем молодые солдаты становились злее, коллектив стал распадаться на компании по интересам, общение с некоторыми солдатами становилось невыносимым. Каждый солдат пытался самоутвердиться, показать, что он главный здесь, пытался задеть другого солдата за больное место, оскорбить.

      Когда я писал письма родным я отгораживался от внешнего мира невидимой перегородкой и погружался в свой мир, в котором все было по-доброму и по-простому. Мир, где тебя понимают, любят и ценят, где с твоим мнением считаются и не имеет значения, что ты рядовой и мало еще прослужил. Я представлял себе свой дом, своих родителей и сестер. Я общался с ними, изливал свою душу и мне казалось, что они слышат меня сейчас, просто не могут ответить.

      – Женек, может партейку сыграем? – застал меня в раздумьях Саша Иванов.

      – Чего? А, не… нет, спасибо! – поднял я глаза на Иванова, который сидел рядом с шахматной доской.

      – А может все-таки сыграем? – продолжал он меня упрашивать.

      – Не Саш, с тобой играть бесполезно! Ты любого в два хода сделаешь!

      – Это верно! – заулыбался Иванов – у меня ведь юношеский разряд по шахматам!

      – Ты уже подшился? Кантик сделал?

      – Успею! Еще партию сыграю с кем-нибудь и пойду готовиться к утреннему осмотру.

      – Хорошо! Если тебе понадобится моя помощь… – не договорил я, потому что мои мысли уносили меня со скоростью истребителя далеко домой.

      – Ага! Сделаешь мне потом кантик?

      Дверь в комнату открылась и оттуда выглянул дневальный.

      – Парни, к-к-кто-нибудь есть шаа-а-аряший в компьютерах? – произнес рядовой Широков.

      – А что случилось? – спустился я с небес.

      – Там это… – заикаясь говорил Широков –