– Что ты врешь, ты специально это сделал!
Немного повышаю голос на матроса, и привлекаю внимание Халеда.
Мне становится стыдно за то, что Глеб так унизил меня перед гостями нашей шхуны.
– Поди веник возьми, подмети, а воду вытри! – командует он, как ни в чем не бывало.
Ненавижу его! Как же сильно я ненавижу эту наглую самодовольную рожу! Но при Халеде мне не остается ничего лучшего, как пойти за совком и веником.
Когда я возвращаюсь на палубу, то ушам своим не верю.
– Зачем вы это сделали, матрос? – задает Халед вопрос слишком спокойным, я бы даже сказала, обманчиво спокойным тоном.
– Э… я… – Глеб разве что не дрожит под грозным взглядом Халеда.
– Нельзя издеваться над девушкой, ясно вам?
– Да… простите… – удрученно замолкает матрос.
Я молча прохожу, нагибаюсь и начинаю подметать разбитое стекло. Один осколок закатился прямо под скамью, где ужинает шейх.
Мне стыдно лезть веником, и тут шейх совсем уж удивляет меня. Сам наклоняется и вытаскивает осколок кружки.
– Боже, у вас кровь! – замечаю я алую каплю на ладони шейха.
И с укоризной смотрю на примолкшего Глеба: мол, вон до чего доводит вредность матроса.
– Да, ерунда! – отмахивается Халед, хватаясь за салфетку.
– Господин шейх, рану нужно обработать! – не нравится Алиму поведение хозяина.
– И правда. – подтверждаю я. – Еще не хватало сепсис в море схватить.
Не знаю, почему я так сказала, ведь от маленького пореза вряд ли что-то будет, просто, Халед заступился за меня, а мне тоже очень хотелось помочь ему.
– Хорошо, Роза, у меня есть аптечка, обработаете мне рану? – подозрительно быстро соглашается Халед, и у меня закрадывается подозрение: а не специально ли он руку порезал, ведь это надо еще умудриться, порезаться о ровную поверхность осколка.
– На судне тоже имеется аптечка. – возражаю я. – Идемте в мою каюту, я все сделаю как надо.
ГЛАВА 4
РОЗА
Шейх идет за мной, а я мало того, что чувствую его жгучий заинтересованный взгляд на себе, так еще и судорожно вспоминаю, прибрано ли все у меня в каюте, и не валяется ли разбросанных повсюду вещей.
Каюта встречает нас чистотой и порядком. Все же сказывается врожденная аккуратность и многолетняя практика уборки.
– Присаживайтесь. – улыбаюсь шейху.
Тянусь к аптечке, а у самой руки дрожат. Близость шейха опьяняет и лишает уверенности в себе.
Беру его за широкую теплую ладонь и осторожно смываю кровь с раны ватным диском.
– Не больно? – быстрый взгляд в его глаза, и побыстрее отвести их, потому что утонуть ведь можно.
– Роза. – вкрадчиво говорит шейх. – ты давно работаешь на этой яхте?
– Ну… – пытаюсь я прикинуть, – лет шесть, может, семь. А почему вы спрашиваете?
– Шесть или семь?! – удивляется шейх. – А сколько же тебе сейчас лет?
– Девятнадцать. – отвечаю, и чувствую, как к лицу приливает