Хотя, почему же «вроде»? Должник и есть. О том, что Бернес поведал мне за бараком, я никому не сказал ни слова. Причины на то имелись.
Сначала, конечно, просто охренел. Моей первой реакцией была мысль, ну, ты и крыса, Бернес… Оригинальности в этом ноль, само собой. Масло масленое получилось, учитывая, что про крысу речь и шла. Но зато искренности в моей мысли было просто через край.
Я же его, блин, спрашивал! Вернее, не спрашивал. Он сам сказал, мол, как ты мог подумать, Реутов? Мы же с тобой плечо к плечу, Реутов. И я такой, лошара… Ну, кто угодно только не Марк. Реально был готов заподозрить любого, кроме этого пацана.
Вот как после этого вообще верить людям? Нет, я априори и не верю никому, все сволочи продажные, но твою мать… Бернес?! Мне казалось, из всех детдомовцев он самый принципиальный и порядочный.
– В смысле, ты? То есть прям ты? – Уточнил я на всякий случай, чувствуя себя при этом форменным идиотом. Ну, мало ли, вдруг просто чего-то не понял. Хотя, куда уж там не понять. На шутку это все не похоже.
– В буквальном смысле, и да, прямо я. – Бернес отвернулся, плюнул в снег, проследил за полётом собственного плевка, а потом сел на корточки. – Млять, не могу тебе в глаза смотреть… С души воротит… Чувствую себя ужасно.
– Зачем? Просто, зачем?! Объясни. Ты ведь не просто так решил признаться. Ну, давай поговорим тогда, что ли. Как такое вообще получилось?
Я примостился напротив Марка, который упорно смотрел куда угодно, лишь бы не на меня. При этом наоборот пытался заглянуть ему в лицо. Хотелось видеть, что там на его лице в данную минуту. Ну, и еще надеялся, сейчас он засмеётся, долбанет меня по плечу и скажет, будто все это – один большой прикол.
Однако, судя по интонации голоса Бернеса, говорил он совершенно серьезно. Да и шуточка вышла бы такое себе. За подобные шуточки можно и отхватить по-серьёзному.
– Там… все сложно. Попробую с самого начала. У меня сестра была… как была… надеюсь, и сейчас есть… Когда мать с отцом забрали, сестру определили в один детский дом, а меня в другой. Я сбежал. Ну, не мог там находиться. И без того место не самое радостное, так еще… Воспитатели детей травили на таких, как я. Родители – предатели Родины. Сын – будущий предатель. Дела до этого детдомовским не было, конечно. Срать им и на предателей, и на Родину. Но… официальная вседозволенность, она им была по душе. Поэтому, как только получилось, я ноги сделал. Добрался каким-то чудом до Черного моря. Знал, что в Одессе дядька живёт. Видел его, правда, сто лет назад. Но для меня это было, как… не знаю… Как единственная надежда. Думал, дядьку разыщу, потом сестру вместе найдём. Но…
Бернес пожал плечами и усмехнулся. Я видел по его напряжённой позе, разговор Марку даётся нелегко. Хотя бы угрызения совести мучат, и то неплохо. Было бы хуже, начни он об этом говорить легко или без явного чувства вины. Впрочем, скорее всего, если бы не совесть, так и вообще не признался бы.
– В общем, не задался мой план по поводу