Глава 3
– Вы пришли в себя? – спросил меня участливый голос. – Вы меня слышите? А видите?
Я с трудом разлепил глаза. И тут же вновь зажмурился – в окно напротив меня светило яркое солнце, и даже с закрытыми глазами посреди черноты ярким пламенем горел отблеск окна, разделённого решёткой на множество мелких квадратов.
Решётка? Значит, это был не сон. Я по-прежнему в тюрьме!
– Я вас слышу, – прохрипел я пересохшим горлом. – И даже немного вижу.
– Тогда пиши, – передо мной зашелестел лист бумаги. Или, по крайней мере, чего-то напоминающего бумагу.
Я привычным жестом извлёк из кармана ручку, поднёс её к бумаге, приоткрыл глаза, увидел, что это всё-таки не бумага, а лист пергамента… и опомнился.
– А что писать-то? – поинтересовался я у силуэта напротив. Рассмотреть его не получалось, потому что он сидел почти напротив солнца. Рассмотреть удавалось лишь кудряшки вокруг его головы, что делало его самого похожим на солнышко из детских рисунков.
– А что хочешь, то и пиши, – доброжелательно заявил силуэт. – Например, как ты злоумышлял против Его Магейшества…
– Но я не злоумышлял! – я попытался вскочить, но сильная рука стоящего за моей спиной человека моментально хлопнула меня по плечу.
Я плюхнулся обратно, заставив табурет подо мною жалобно заскрипеть.
– Значит, пиши, что не злоумышлял, – в голосе добавилось стали. – Ты, главное, пиши.
– Ладно, сейчас напишу, – меня охватила волна раздражения. Да что этот тёмный силуэт себе позволяет? – Всё напишу, что о вас думаю. Правду и только правду!
– А что такое правда? – поинтересовался силуэт, массируя руками виски.
Мои глаза наконец-то привыкли к свету, и я сумел рассмотреть собеседника. Он выглядел человеком, который повидал в своей жизни кое-каких неприятностей. Его лоб был испещрён морщинами, глаза выражали боль и усталость, а руки тёрли виски, словно пытаясь трением зажечь в мозгу хоть небольшую искру интереса к жизни.
– Правда – это философская категория онтологического характера, – принялся я излагать, глядя на хмурящегося собеседника и изо всех сил сдерживая растущую в душе волну раздражения. – Правда – это отражение действительности в соответствии с твоими нравственными категориями… Но если совсем просто, то правда в том, что у тебя болит голова.
– Откуда ты знаешь? – со слабым удивлением спросил тот. Видимо, головная боль отбила у него последние крохи интереса к окружающему миру.
– Это видно, – я машинально набросал на пергаменте профиль собеседника, стараясь его немного приукрасить, изобразив таким, каким он был до болезни – сильным и уверенным в себе. Ручка привычно скользила по пергаменту, непривычно заставляя линии на миг вспыхивать яркими искрами. Или это мне кажется? – Да не переживайте так. Рано или поздно голова пройдёт.
– Не