Сашка тогда сказал брату: «Хочу фруктов… Вот тех, о которых этот… который приезжал, говорил».
На что Колька отвечал, что фрукт – это и есть картошка, и он точно знает. А еще фрукт – это директор. Своими ушами Колька слышал, как один из саперов, уходя, произнес негромко, указывая на директора: «Тоже фрукт… От войны за детишками спасается!»
– Картошки наедимся! – сказал Сашка.
А Колька тут же ответил, что, когда шакалов привезут в такой богатый край, где все есть, он сразу бедным станет. Вон, читал в книжке, что саранча, куда меньше размером детдомовца, а когда кучей прет, после нее голое место остается. А живот у нее не как у нашего брата, она небось все подряд жрать не станет. Ей те самые непонятные фрукты подавай. А мы так и ботву, и листики, и цветочки сожрем…
Но ехать Колька все-таки согласился.
Два месяца тянули, пока отправили.
В день отъезда привели их к хлеборезке, не дальше порога, конечно. Выдали по пайке хлеба. Но наперед не дали. Жирные будете, мол, к хлебу едете, да хлеба им давать!
Братья выходили из дверей и на яму под стеной, ту, что осталась от обвала, старались не смотреть.
Хоть притягивала их эта яма.
Делая вид, что не знают ничего, мысленно простились они и с сумочкой, и со светильником, и со всем своим родным подкопом, в котором столько было ими прожито при коптилке длинных вечеров среди зимы.
С паечками в карманах, прижимая их рукой, прошли братья к директору, так им велели.
Директор сидел на ступеньках своего дома. Был он в галифе, но без майки и босиком. Собак, на счастье, рядом не было.
Не поднимаясь, он поглядел на братьев и на воспитательницу и только сейчас, наверное, вспомнил, по какому они тут случаю.
Покряхтывая, привстал, поманил корявым пальцем.
Воспитательница сзади подтолкнула, и Кузьмёныши сделали несколько неуверенных шагов вперед.
Хоть директор не рукоприкладствовал, его боялись. Кричал он громко. Ухватит кого-нибудь из воспитанников за ворот и во весь голос: «Без завтрака, без обеда, без ужина!..»
Хорошо, если один оборот сделает. А если два или три?
Сейчас директор вроде бы был настроен благодушно.
Не зная, как зовут братьев, да он никого в детдоме не знал, он ткнул пальцем в Кольку, приказал снять кургузый, весь залатанный пиджачок. Сашке он велел скинуть телогрейку. Эту телогрейку он отдал Кольке, а пиджачок его брату.
Отошел, посмотрел, будто сделал для них доброе дело. Остался своей работой доволен.
– Так-то лучше… – И добавил: – Ну, тово… Не бузите, не воруйте! Под вагон не лазьте, а то раздавит… А?
Воспитательница толкнула под локоть ребят, они разноголосо пропели:
– Не будем, Вик Вик-трыч!
– Ну, идите! Идите!
Разрешил, словом.
Когда