А, так вот откуда все пошло. Впрочем, мне все равно.
– Ты мне поможешь? – въедливо спрашивает Лестерс. Несколько секунд я обдумываю сложившуюся ситуацию и соглашаюсь. А почему бы и не подзаработать?
– Одно условие – об этом никто не должен знать. Даже твоя подружка. По крайней мере, до тех пор, пока кулон не окажется у меня.
– Даже так? – протягиваю я задумчиво.
– Чем меньше человек знают об этом, тем безопаснее.
«Слишком личное», – читаю я в его глазах и замечаю, как он едва заметно вздыхает. Почему-то мне кажется, что кулон связан с какой-то женщиной, воспоминания о которой Лестерс тщательно оберегает.
– Почему ты обратился ко мне? – спрашиваю я с большим подозрением. – Помнится, вчера ты хотел поговорить с Лилит.
Он едва заметно морщится при упоминании инцидента на крыше. А потом говорит, откинув голову назад, и мне вновь кажется, что Лестерс играет чью-то роль:
– Знаешь, рыжая, я не доверяю людям. Но тебе я не доверяю на парочку процентов меньше, чем остальным.
Видя мое недоумение, Лестерс царственно поясняет:
– Вчера ты неплохо показала себя.
Ах да, он же разбирается в людях – по собственному утверждению.
– Кстати, – сдвигает актер темные брови, – карта памяти осталась у тебя. Ты избавилась от фото?
– Я же говорила!
– Я не слышал. Или забыл, – пожимает он плечами.
– Избавилась, – лгу я. Не хочу пояснять ему, что только собираюсь сделать это.
– Мисс Ховард, раз вы согласны, давайте подпишем договор! – радостно восклицает Хью. – А то нам пора ехать на съемочную площадку. Мы должны были оказаться там еще в шесть утра, и я, честно сказать, боюсь, что на съемочной площадке нас будут бить. Режиссер в ярости. Менеджер и директор агентства оборвали мне телефон.
Ох уж эти звезды – из-за них постоянно страдают невинные люди.
– Какой договор? – спрашиваю я изумленно, и мне под нос суют листок бумаги с мелко напечатанным текстом. Я читаю и понимаю, что актерская жизнь сделала Лестерса великим перестраховщиком. А потом размашисто подписываю договор – сумма выплаты стоит немаленькая. Хью едва ли не плачет от облегчения. И только Лестерс суров, как скала. Один лист договора подписывает правой рукой, потом роняет его, а когда поднимает, подписывает уже левой.
– А почему не правой? – с подозрением спрашиваю я.
– Какой хочу, такой и пишу, – отмахивается он.
Я криво улыбаюсь.
– А потом ты скажешь, что эта подпись недействительна, и откажешься платить, красавчик?
Лестерс откидывается на спинку сиденья.
– Как же ты мне надоела, рыжая, – говорит он, и все те теплые мимолетные чувства, которые у меня появились к нему во время мыслей о кулоне, благополучно исчезают.
– Подписывай нормально.
– Я и так нормально.
– Не нормально!
– Я амбидекстр!
– Это это какой-то диагноз? – спрашиваю я и озабоченным