– Скшетуский! Господи боже мой, это Скшетуский!
Наместник даже не шевельнулся.
– Ваша милость наместник, ты узнаешь меня? Я Быховец! Что с тобою?
Наместник молчал.
– Очнись, ради бога! Гей, товарищи, давайте-ка сюда!
И в самом деле, это был пан Быховец, шедший в авангарде всей армии князя Иеремии.
Между тем подошли и другие полки. Весть о том, что найден Скшетуский, молнией разнеслась по хоругвям, и все спешили приветствовать милого товарища. Маленький Володыёвский, оба Слешинские, Дзик, Орпишевский, Мигурский, Якубович, Ленц, пан Лонгинус Подбипятка и многие другие офицеры, обгоняя друг друга, бежали по косогору. Но напрасно они заговаривали с ним, звали по имени, трясли за плечи, пытались поднять с камня – пан Скшетуский глядел на всех широко открытыми глазами и никого не узнавал. Нет, скорее наоборот! Казалось, он узнает их, но остается совершенно безучастным. Тогда те, кто знал о его чувствах к Елене, а все почти про это знали, сообразив, где они находятся, поглядев на черное пожарище и седой пепел, поняли все.
Начальник отряда с несколькими товарищами немедленно поднялся на косогор…
– От горя он память потерял, – шепнул кто-то.
– Отчаяние mentem[70] ему помутило.
– Отведите его ко князю. Увидит князя, может, и очнется.
Все, окружив наместника, сочувственно на него глядели, а пан Лонгинус просто руки ломал в отчаянии. Некоторые утирали перчатками слезы, некоторые печально вздыхали. Но тут из толпы выступила внушительная фигура и, медленно подойдя к наместнику, возложила ему на голову руки.
Это был ксендз Муховецкий.
Все умолкли и опустились на колени, словно бы в ожидании чуда. Однако ксендз чуда не сотворил, а, не убирая рук своих с головы Скшетуского, вознес очи к небесам, залитым лунным светом, и стал громко читать:
– Pater noster, qui es in coelis! Sanctificetur nomen Tuum, adveniat regnum Tuum, fiat voluntas Tua…[71]
Тут он умолк и спустя мгновение повторил громче и торжественней:
– Fiat voluntas Tua!..[72]
Воцарилась глубокая тишина.
– Fiat voluntas Tua!.. – повторил ксендз в третий раз.
И тогда с уст Скшетуского изошел голос небывалой боли и смирения:
– Sicut in coeli et in terra![73]
И рыцарь, зарыдав, пал на землю.
Глава XVII
Чтобы рассказать, что произошло в Разлогах, придется вернуться несколько назад, к той самой ночи, когда пан Скшетуский отправил Редзяна с письмом к старой княгине. В письме он настоятельно просил, чтобы княгиня, забравши Елену, как можно скорее поспешала в Лубны под защиту князя Иеремии, ибо война может начаться в любую минуту. Редзян, севши в чайку, которую пан Гродзицкий отправил из Кудака за порохом, пустился в путь, но совершал его медленно, так как челн